– Вставай! – Поднявшийся переполох вырвал Магона из глубокого сна. – Вставай же, наконец! – сквозь сон доносился встревоженный голос товарища, и Магон открыл глаза.
– Что происходит? Что за шум? – спросил он, протирая слипшиеся веки.
– Римляне! Они выследили нас и висят у нас на хвосте.
Магон спросонья растерянно смотрел на своего собеседника, словно смысл его слов не доходил до него. Он подернул плечами и осмотрелся по сторонам. В трюме царил хаос. Магон привстал, но рухнул на пол от резкого толчка.
Магон снова открыл глаза: сколько времени он провалялся в луже морской воды, разбавленной мочой и каловыми массами из льяла. Очень болела голова. Мужчина потер лоб и снова открыл глаза. Хоть глаз выколи. Громкий шум падающей воды мог означать только одно: в борту пробоина. Магон осмотрелся в поисках хоть какого-то источника света, но, скорее всего лампы при ударе в борт упали на пол, и их попросту залило водой. Мужчина прищурился, пытаясь рассмотреть проем, ведущий на палубу. И снова услышал голос будившего его товарища:
– Магон, ты тут?
– Тут, Асцип! – он вытянул руку на голос и нащупал плечо друга. – На нас напали, надо выбираться на палубу.
– Кажется, я сломал ногу, – ответил Асцип. – Уходи, корабль уже не спасти.
– Еще чего, – отрезал Магон, морщась от боли, и попытался встать. Он нащупал руку своего друга и помог ему подняться. – Мы сели на мель? Берег близко? – расспрашивал Магон и подставил плечо другу, чтобы помочь ему идти.
– Нет, мы в открытом море. – Асцип остановился, чтобы передохнуть. Боль в ноге была невыносимой. – Я видел римский корабль, который разворачивался в нашу сторону. Они только что протаранили нас. Только чудом мы не потонули.
Наконец они добрались до небольшого трапа, ведущего на палубу. Магон выглянул наружу в поисках помощи. Вокруг клубок солдат и матросов отчаянно сражались с нападавшим войском всем, что попало под руку. Над ним склонилось знакомое лицо, это Утибаал из Ликсуса заметил его и предложил помощь. Вдвоем они смогли вытащить обессиленного Асципа, и тот сразу сел, чтобы осмотреть рану.
– А ты – счастливчик, – подбадривал его Магон. –На перелом непохоже. Выглядит так, как будто из твоей ноги решили вырезать кусок мяса на отбивную.
– Торопитесь, – перебил его Утибааль. Круглое лоснящееся лицо купца заливало потом. – Римляне разворачиваются! –крикнул он.
Магон поднялся и посмотрел налево, куда показывал ликсусец. Луна освещала темное ночное небо, и можно было рассмотреть силуэт римской триеры, угрюмо разрезавший черную морскую гладь. Мышцы Магона напряглись, острый приступ горечи пронзил его тело: над кораблем развевался тот самый флаг, под которыми шли убийцы его жены и детей в Сиракузах. Преследователи не собирались топить их, они хотели взять корабль над абордаж.
– Давай, Асцип, – он помог другу подняться. – Вставай, надо прыгать.
Мужчины втроем бросились к правому борту. Магон обернулся, предчувствие его не обманывало: римляне готовились атаковать несчастное судно, чтобы захватить его команду в рабство. Он схватил Асципа за руку и посмотрел в черные воды, моля бога Эшмуна о спасении.
Белый парус, закрепленный на левом борту, легонько полоскался на ветру, шептались волны, набегающие на деревянный корпус баркаса, венчая белой пеной бескрайнее море вокруг.
– Осторожно! Ужалит скорпена – и все, твой десятый день рождения станет последним, – прикрикнул Гермес на сына. О палубу билась, растопырив жабры, красная рыбина. Альмицес едва успел отдернуть босую ногу от ее ядовитых шипов.
– Прости, папа, – сказал малец, орудуя остроконечной тамариндовой палкой, на которую надо было насадить опасную добычу, чтобы положить ее в пеньковую корзину, которую он держал в своих исцарапанных руках.
– При уборке сетей нужно соблюдать осторожность. Уже ж не первый раз, когда-нибудь тебе не повезет, – поучал его отец. – Чтобы умереть, хватит одного укола шипа. Вспомни старика Аристофана, он помер в прошлом году, так и не добравшись до берега, просто чуть больше яда досталось.
– Конечно, папа, – пытался оправдаться Альмицес, – но ты же знаешь, что я хочу стать солдатом. Они много путешествуют и могут видеть новые места.
– Как же я люблю свежий утренний бриз, – перевел тему Гермес, делая вид, что не слышал глупые фантазии ребенка. – Ты даже не представляешь, как же нам повезло жить возле моря, – тридцатилетний загорелый рыбак смотрел с нежностью на своего сына. Направляя лодку к берегу, одной рукой он уверенно держал рулевое весло, а второй – шкот, ловя парусом ветер. – Ощущать брызги воды на лице, разрезая волну, – бесценно. Вряд ли какое-либо другое приключение способно сделать тебя счастливее, сын мой, к тому же солдатская доля – неблагодарная. Нет ни счастья, ни заслуги в убийстве людей.
– Может и так, но я хочу посмотреть на другие края и не знаю другого способа этого добиться. Папа, мне, правда, нравится рыбачить, – добавил смиренно Альмицес. – И ходить под парусом мне нравится, особенно, когда ветер нас подгоняет, когда он наклоняет лодку так, что можно рукой коснуться воды.
– Да-да, Альмицес, только маме это не говори. Она же не любит, когда мы играем тем, что нас кормит. – Довольный отец улыбался, наблюдая за сыном, который раскидывал оставшуюся рыбу по ивовым корзинам на законопаченном полу. Много раз приходилось ремонтировать лодку, и теперь места ремонта складывались в причудливый узор по всему судну. Мальчик быстро учился, если бы жена разрешала, сын мог бы самостоятельно рыбачить. – Ну, возьми стерно. Все-таки десять лет не каждый день исполняются, надо хорошенько отпраздновать это. Представь только, что мама приготовит на ужин!
Альмицес заговорщицки посмотрел на отца. Теоретически, приближаться к рулевому веслу ему было запрещено. Его мать всегда боялась моря. Она даже никогда не поднималась на борт. Она, вообще, боялась подойти к краю воды, чтобы помочить ноги даже в самые жаркие дни лета. При этом, когда он оставался с отцом наедине, без сестер, которые могут проболтаться, Гермес без лишних уговоров передавал ему управление лодкой. Мальчик получал удовольствие от этого. Умение управлять лодкой было у него в крови. Ведь его деды и даже прадеды были моряками или рыбаками. И пусть некоторых из них забрало бессердечное море, все равно, лучшим приключением в мире для него было покорять волну и управлять ветром. А зачастую, подальше от берега, чтобы потом не оправдываться перед мамой, он бросал вызов сыновьям других рыбаков, и они устраивали гонки, пытаясь заставить друг друга сложить паруса. Время со стерном всегда пролетало незаметно.
