САШЕНЬКА И ВЕТЕР
Снова сижу перед окном и смотрю на поднимающиеся столбы пыли. Ветер разошёлся. Он прекрасен и ужасающ в своей стихийности. Лучше всего это знают те, кто умеет летать. Ведь не зря о ветре сложено столько стихов, песен и поэм.
А у меня в голове такие строчки вертятся:
Когда ты уйдёшь,
То оставь дверь открытой1.
И ещё, совсем из другого стихотворения:
Когда ты вернёшься,
Я открою дверь раньше,
Чем звонка прозвенит трель.
Знаю, что это про меня и мою спутницу жизни.
Мне дочка говорит: «Папа, в твоей жизни три женщины: твоя мама, моя мама и я. И все тебя любят!»
Я ей отвечаю, что я, мол, тоже, наверное, люблю всех троих. Правда, из троих знаю пока только маму, а спутницу свою я ещё не встретил. Молодой я ещё. Какая женитьба в двадцать лет?
Сашенька, дочка моя, говорит, что, когда мне будет тридцать, тогда мы с её мамой и поженимся. Это нормально, уже не рано. С этим я согласен.
И Катя – моя лучшая подруга – говорит: «Все вы, мужики, такие, остепеняетесь только лет в тридцать-сорок». Я её понимаю. И люблю. И дочку свою люблю. И жену будущую, и маму. Я вообще-то и всех других родственников и друзей люблю, разговор уж раз зашёл.
Мы с Сашенькой вчера в городском парке гуляли. Сколько всего от ребёнка можно узнать интересного! И ещё, что меня поражает – ребёнок всегда и всё время готов быть с тобой рядом, не думая, что тебе надо «заниматься делами», писать «важные сообщения», торопиться на неотложную встречу или ещё что… И вообще, я называю Сашеньку ребёнком не потому, что некоторым «взрослым» будет непонятно, почему с маленьким человечком можно так на равных говорить, а потому, что старшему поколению обязательно нужно знать количество лет человека, чтобы обращаться к нему соответственно этим «цифрам»: то есть с детьми разговаривать с высоты своего возраста, а со взрослыми – либо на равных, либо исходя из разных позиций и взглядов: или унижаясь, или подавляя других.
Сашенька говорит, что так они просто прячутся, чтобы их не заметили.
– Как же не заметишь, если вот они ходят вокруг, – возражал я, оглядываясь.
– Так смотри, ручками они глазки прячут, – ответила она.
– Врунишка, – потеребил я ей носик.
– Да нет же, всмотрись в их глаза, папа! – показала пальцем дочка.
– Некрасиво пальчиком показывать.
– Папа, тебе просто стыдно, когда я это делаю.
– Наверно, – смутился я и вгляделся в лица проходящих мимо людей.
– Ну почему они закрыли лицо? – не успокаивался я.
– Ты увидел! – обрадовалась Сашенька.
– Нет, – сознался я.
– Да увидел, конечно! Просто не хочешь признаться.
– Ну, хорошо, – сдался я.
Саша вскарабкалась мне на колени и обняла за шею.
– Пап, я хочу на лошадке кататься. С тобой.
– В зоопарке есть пони. Правда, на них можно только фотографироваться.
– Не хочу в зоопарк. Поехали так!
– А! Вон ты о чём? Ну, поехали, – я начал трясти коленями и зацокал как лошадь. Сашенька засмеялась и, когда устала, сказала:
– Я хочу на облаке теперь кататься!
– Ну, лошадку я ещё могу, а вот облако…
– А мы на самом деле!
– Что, полетим на самолёте, а потом выпрыгнем на середине пути?
– Ну, можно, конечно, и так, но лучше…
– Так облако-то не матрац! – возразил я.
– Почему?
– Как это почему? Закон природы! – продолжал я доказывать, но Сашенька прикрыла мне рот ладошками.
– Не вредничай, папа. Облака будут такими, какими мы захотим их видеть! Садись давай на облако. А я буду держаться за твою спину.
«Ну, всё, – подумал я, – опозорюсь на весь город!»
Я снял обувь, встал на скамейку в позе птицы, расправившей крылья, готовой вспорхнуть, и тут поляну парка залил смех маленькой девочки – моей дочери. А ветер… Он подпевал ей. Невероятно! Я всегда слышал, как завывает ветер, но чтобы в такт голосу?!
Я в тот момент смеялся, наверное, так же громко, как Саша. Взял её на руки и крепко прижал к себе.
– А ты можешь держать меня одной рукой? – спросила дочка.
Я торжественно продемонстрировал свою силу.
– А давай полетим?! – сказала Сашенька.
– Куда? – спросил я.
– К маме!
– А где мама?
– Дома, конечно. Полетели!
– Что ж, – на миг задумался я, запрыгнул в ботинки и рванул с места, крепко держа в объятьях девочку.
– Быстрей, папа! Быстрей! – торопила Саша.
Я припустил сильнее. И, когда мне показалось, что бежать стремительнее уже не могу, усталость прошла, дыхание сделалось ровнее, и скорость увеличилась.
Вскоре я мог обгонять машины, несущиеся мимо.
– Наверное, думают, что я – олимпийский чемпион! – со смехом кричал я. – Или супермен!
– Ты можешь быстрее. Это главное! – сказала Сашенька.
И правда, я уже нёсся как ракета, набирая обороты.
– Всё! Теперь можно взлетать!
– Ты же знаешь, я не могу этого сделать…
– Кто тебе это сказал? Ты что, прирос к земле? Полетели! Или я одна.
Я сделал рывок – прыжок в высоту – и вместо того, чтобы упасть, взлетел – так, как учила Сашенька.
ПЛОВЕЦ
Буря яростных эмоций, охвативших Пашу, била в виски, но он продолжал плыть дальше, гребя так неистово, как только мог.
