© М. Жванецкий, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Есть писатель-река.
Есть писатель-море.
Я писатель-дождь.
Меня надо собирать в ведро.
Ненавижу цепи.
Обожаю нити.
Я все-таки не герой, я – соловей.
Для меня Старый год – это год революции на Украине.
Это люди, в которых проснулась свобода.
Это униженные начальники, предъявляющие пропуск толпе.
Это молодые лица.
Это тот недолгий праздник, что даёт толчок жизни и искусству.
А что будет потом – это будет потом.
Всевышний, к сожалению, строго следит за балансом.
Он уж постарается, чтоб ликование не осталось безнаказанным.
Тем более что те, кого вынесло наверх, всегда думают одинаково.
Но мы это знаем, и они знают, что мы знаем, что они знают, что мы знаем.
Мы на это идём ради праздника.
А куда денется огромная толпа чиновников, милиционеров, председателей комиссий, министров, инспекторов, аудиторов и судей, то есть тех, кто превращает результат, который будет, в результат, который был?
Куда они денутся, мы увидим сразу после Нового года.
А пока прошу к столу.
Дети во дворе.
– Это ты порвал?
– Это само было.
– Погуляешь, пойдёшь делать уроки.
– Я буду делать арифметику.
– Делай арифметику.
– Нет. Я буду делать письмо.
– Делай письмо.
– Нет. Я буду делать географию.
– Делай географию.
– Но сначала я погуляю.
– Хорошо. Погуляй.
– Нет. Я сначала пойду делать арифметику.
Главная ошибка пишущего – ему кажется, что люди жадно ловят его слова.
Усосался водки, отъедренил мать, закатил под кровать жену, дыханием убил фикус, затолкал жвачку в скважину соседям, разбил раковину, избил прохожего и неожиданно погладил кота.
Народ имеет того, кто его имеет.
– Когда пьёшь коньяк – сосуды расширяются.
– А когда не пьёшь – сужаются?
– Так кто же им даст?!
В Одессе.
– Как пройти к Привозу?
– Идите так, как я сижу.
– Вы имеете в виду – лицом?
– А как же! Идите, я вас буду наблюдать. Если вы не туда свернёте, я крикну. Идите, идите, пока я молчу.
Они шли к морю по узкому переулку.
Две толстые женщины с большой кошёлкой посредине.
Молодой парень не мог их обогнуть.
Опёрся на их плечи и, легко перепрыгнув кошёлку, затанцевал впереди.
К нему подошёл кто-то из зрителей:
– Вы обидели двух женщин.
– Вы антисемит? – спросил парень.
– Я еврей.
– И я еврей, – сказал русский, и они разошлись.
Мы все следим за культурой женского тела.
Идеальный ресторан – когда официантки отвлекают от еды, а еда отвлекает от официанток.
В нашей стране данные о воровстве тоже ворованные.
Отец говорил мне: «Не спеши, и всё сбудется!»
И вот сбылось: я уже не спешу.
Конечно, для счастья мало хорошего дома, прекрасной машины, обильной еды, тёплой одежды, весёлых детей… Но что там остаётся?
Она вышла на сцену с цветами.
Пожелала мне всего хорошего, поблагодарила за прекрасный концерт, за огромный заряд бодрости, за прекрасный юмор, за незабываемые впечатления и вручила цветы.
Пришлось растеряться, так как концерт ещё не начинался.
Если бы я мог обмануть себя по-крупному, я был бы счастлив.
У нас единственные профессионалы – это воры.
– Ты едешь на соревнования по юмору?
– Нет. Не берут. Говорят, что я мешаю им соревноваться.
Вы думаете, если я одинок, значит – свободен?
А если женат – значит, не одинок?
Я женился и превратился из свободного, весёлого, лёгкого, молодого, ни в чём не нуждающегося человека в счастливого! Ага! …А как же!
Что такое 80? Это право целовать любую женщину без её согласия и без своей надежды.
Последнее, что я услышала:
– Галочка, кагор – церковное вино. От него не опьянеешь.
Вот это дом!
Даже спальня имеет кодовый замок.
Плита закрывается на ключ.
Каждая форточка захлопывается на английский потайной наборный.
Раковина на замке.
Холодильник на висячем амбарном.
Кровать цепями прикована к стене.
В кровати жена на цепи.
И дети на цепочках.
Собаки свободно бегают на ремешках.
Сам с большой верёвкой.
Тёща чемоданными ремнями прихвачена к блоку на тросе.
Машина в гараже приварена к столбам, врытым в землю, выходящим на другой стороне земного шара, и там законтрагаенным.
Гараж в броневых листах с канонерки.
Велосипед на цепи.
Цепь уходит к скальной породе и там приварена к металлическому столбу.
В общем, условия для жизни есть.
Осталось только жизнь наладить.
Вот ещё размышления.
Выполнить приказ не раздумывая или задумываясь?
Как лучше для приказа?
Вот в начале войны не задумывались.
А итог вы знаете.
Добро – сутулое, некрасивое, мозолистое, слезящееся, седое и даже кривоногое.
А зло вы когда-нибудь видели?
Да! Вы любовались им!
Слоны, быки, медведи не имеют чувства юмора.
Это привилегия мышей, кролей, зайцев и прочих мелких, но хитрых.
Сходя со сцены, он играл чудовищно.
Дома, в гостях, на улице – он не знал, кого изображать.
Не знал слов.
Не выработал походку.
Не мог вжиться в костюм.
Был неорганичен.
Как новичок.
Кто он? Кто?
Только на сцене, где есть костюм, слова и режиссёр, он был велик.
Всё, что-нибудь стоящее, – в одиночестве.
Насмотрелись мы на толпы.
Раньше смехом корчевали, теперь удобряют всякие гадости.
Встал – лучше.
Вышел – хуже.
Выпил – лучше.
Съел – хуже.
Прилёг – лучше.
Встал – хуже.
Сел – лучше.
Пошёл – хуже.
Остановился – жуть.
Двинулся – мрак.
Прислонился – лучше.
Разговорился – ничего.
Договорился – лучше.
Проводил – хуже.
Завтра – не пришла.
Чем смешить будем, послезавтра концерт в Барнауле?
Почему у оленей зов в лесу весной?
Почему мужчина не может дать зов с улицы через окно?
Или из квартиры через форточку?
И почему не набегут женщины на самый могучий зов – зов жизни?
Даже слово «издаю» теперь обозначает пошлость.
Что ты издаёшь?
Я издаю зов.
Зов любви.
Трубный голос из квартиры.
Со скамейки.
Из двора.
Я выхожу на улицу.
Я возбуждён.
Огромный яркий хвост.
Красное горло, горящие щёки…
Мой зов:
– А-а-а!
Откликнитесь!
Из меня рвётся любовь!
Я уже люблю!
Не нужно бесед…
Кто я?
Я самец…
Без документов.
Без денег.
Я могучий самец.
Я зову в лес.
Для потомства.
Только для потомства. Денег у меня нет!
Что же вы разбежались?
У вас не хватает населения, а вы могучего самца заталкиваете в КПЗ.
От кого ж понесёте, если запрёте меня в такой период…
Ну, нету у меня недвижимости.
Я весь в движении.
Я несу в себе страсть и потомство.
Ой, поймали, скрутили, вернули на кухню…
Нет у меня для вас сына. Всё, весна кончилась.
У юриста, который летел в Одессу читать лекцию о морском праве, разрезали снизу подкладку пиджака и вытащили все деньги.
Я оказался телом более чувствителен и как-то дёрнулся, забеспокоился и уцелел.
А он звонил жене из Симферополя:
– Лена, ты только не волнуйся.
Из трубки раздался лай собаки.
– Лена.
Из трубки лай.
– Лена, убери Шульца… Это наша собака.
– У меня мало денег. Мне люди собрали. Нужно быстро говорить. Лена…
Оттуда лай.
– Лена, ты только не волнуйся. Меня обокрали. Лена, у меня нет времени говорить. Меня обокрали. Лена, у меня нет денег даже на этот разговор. Мне собрали на этот разговор.
