Солнце уже клонилось к закату, когда он, наконец, выбрался из лесу.
Олег шел по замусоренной дороге меж двух рядов грязных разваливающихся строений (язык не поворачивался назвать их домами) и дивился почти полному отсутствию людей на улице. Здесь было тихо. Очень тихо.
Изредка ему на глаза попадались неопрятные старухи, копавшиеся в грядках. На проходившего мимо чужака они не обращали никакого внимания, продолжая ковыряться в земле. Троица местных заводил с испитыми рожами, сидевших на лавке у покосившегося забора, проводила его мутными взглядами. Лежавшая под лавкой собака с грязной клочковатой шерстью подняла голову и забрехала, лениво и беззлобно. На нее шикнули, и она с готовностью заткнулась, снова уронив голову на землю.
Жуткое впечатление производила эта вымирающая деревня. Нет, в ней еще теплилась жизнь: где-то вдалеке тарахтел трактор, а проехавший мимо грузовик обдал Олега клубами теплой липкой пыли и распугал кур, гревшихся на обочине. И все же постороннему взгляду было совершенно ясно, что это агония – рано или поздно здесь не останется ни одного разумного существа.
Олегу нужно было спросить дорогу, но он никак не мог заставить себя обратиться к кому-либо из обитателей этого погибающего места. Так что он шел и шел, пока не уткнулся в реку. Он мог свернуть направо, а мог и налево. Олег выбрал второе, потому что иначе солнце било бы ему прямо в глаза, и двинулся вдоль берега.
Метров через четыреста деревня снова закончилась. Он остановился, оглядываясь по сторонам и раздумывая, что делать дальше. От усталости он уже не чувствовал голода, но пить ему хотелось по-прежнему. Правая нога пульсировала и ныла нестерпимо.
Внезапно на крыльце крайнего дома показался человек с белым чемоданчиком в руке, и Олег понял, что его цель близка.
– Ты слышал, что я сказал, харя немытая? – крикнул человек кому-то в глубине дома. – В следующий раз я его не зашью, а отрежу.
«Бу-бу-бу», – послышалось в доме, потом что-то по звуку тяжелое упало, и во дворе, не вылезая из конуры, залаяла собака.
Человек с чемоданчиком вздохнул и пошел со двора.
– Здравствуйте, – обратился Олег к мужчине, вышедшему за ворота. – Вы не подскажете, где я могу найти доктора?
– Здравствуйте, – отозвался мужчина. – Вам повезло – я и есть доктор. Что-то случилось?
– Ни хрена себе! – сказал доктор, когда Олег закатал правую штанину до колена. – Где это вас так угораздило?
Он присел перед Олегом на корточки, разглядывая рану с запекшейся кровью вперемешку с грязью, травинками и мелкими кусочками коры.
– Споткнулся, – пояснил тот.
– Ясно. Сейчас что-нибудь придумаем.
Доктор легко распрямился и пошел в угол к рукомойнику.
Пока он мыл руки и готовился, Олег сидел на стуле рядом со столом, покрытым старенькой поцарапанной клеенкой, и оглядывался по сторонам. Дом, куда его привели, был ничем не примечательней остальных хибар в этой деревне. Но здесь, по крайней мере, хоть было чисто.
Стол, возле которого его усадили, располагался у раскрытого окна с шевелившимися на сквозняке легкими цветастыми занавесками. Вдоль правой от Олега стены вытянулся видавший виды диван, обтянутый потрескавшимся коричневым дерматином. На противоположной стене, справа от входной двери, висела на крючках одежда и какие-то сетки. Здесь же аккуратным рядком стояла обувь: болотные сапоги, ботинки на толстой рифленой подошве и кроссовки, которые доктор снял, войдя в дом и переобувшись в домашние клетчатые тапочки. Слева от входной двери в углу висел рукомойник с подставленным под него помятым цинковым ведром.
Хозяин дома скрылся за полуоткрытой дверью, ведущей вглубь дома, и через минуту вернулся с большим эмалированным тазом. Олег поставил правую ногу в таз, и доктор принялся поливать ее водой из пузатого облупленного кувшина.
– Как вы сюда попали? Заблудились? – поинтересовался доктор, пинцетом вынимая соринку из раны.
– Ну… – замялся Олег. – В общем, да. Оставил машину возле Аникино. Думал, выйду к месту, но, похоже, немного не рассчитал.
– Ничего себе – немного, – хмыкнул доктор. – Вообще-то, Аникино километрах в десяти отсюда будет.
Олег примерно так и думал, но все же решил уточнить:
– Это ведь Загибаево?
Хозяин кивнул.
– Говорящее название, – усмехнулся Олег.
Доктор поднял на него внимательный взгляд.
– Да, пожалуй, – отозвался он после паузы. – Я раньше как-то не задумывался…
Они немного помолчали.
– А что вы делали в лесу? – спросил хозяин. – На грибника вроде не похожи. На охотника тоже.
У Олега не было ответа на этот вопрос.
– Так, – пожал он плечами. – Гулял.
Почему-то доктор даже не усмехнулся – лишь снова глянул снизу вверх серьезно и внимательно.
Наконец он убрал таз, положил Олегову ногу на табурет и сел рядом, разглядывая рану – промытую, опухшую и кое-где снова начавшую кровоточить.
– Сейчас будет больно, – предупредил он.
Олег кивнул и отвернулся к окну, закусив губу.
Минут через десять все было кончено. Доктор помог ему перейти на диван, где Олег и уселся, провалившись в продавленное сиденье.
– Оставайтесь у меня. Во-первых, скоро темнеть начнет. А во-вторых, вам все равно сейчас нельзя напрягать ногу.
Олег обрадовался предложению, но все же из приличия поинтересовался:
– А я вам не помешаю?
– Нисколько. К тому же, честно признаться, мне здесь не так уж часто выдается возможность хоть с кем-нибудь поговорить.
Доктор, похоже, тоже был рад неожиданному знакомству.
– Подождите немного, – засуетился он. – Я сейчас здесь приберу, и будем пить чай.
Под тугой повязкой нога пульсировала и ныла. Олег отстраненно наблюдал, как доктор уносит таз с кувшином, вытирает с пола пролившуюся воду, убирает в свой чемоданчик лекарства и бинты, и чувствовал приятную тяжесть, разливавшуюся по всему телу. Потом его веки стали совсем неподъемными, он перестал обращать внимание на боль, закрыл глаза и провалился в сон.
Проснулся он внезапно, словно его что-то подбросило. Олег резко выпрямился и заморгал, пытаясь сообразить, где он.
В доме было темно и тихо. Фосфоресцирующие стрелки наручных часов показывали начало третьего. Он поднялся с дивана, чертыхнулся, наступив на больную ногу, но все же сделал несколько шагов по комнате.
Луна смотрела в распахнутое настежь окно, и в ее призрачном свете все вещи и предметы казались одушевленными и наполненными каким-то тайным смыслом – словно они только притворялись столом, стулом, одеждой, а на самом деле были предназначены совсем для других целей.