1. Пролог
- Ты пришла ко мне...
Пришла. К кому? Куда и зачем?.. Недоумение подняло голову, но тут же растаяло, убаюканное шелестом листвы. Полный месяц щедро одаривал землю небесным сиянием, а ноги тонули в папоротнике: ночное светило подчеркивало каждую пушистую ветвь, осыпая их волшебной пыльцой.
- Красивая. - Холод прозвучавшего над небольшой поляной голоса пробирал до костей.
Что-то мешало рассмотреть говорившего. Темнота? Деревья, стоящие почти сплошняком? От одного из стволов отделилась черная тень. Высокий силуэт - куда выше, чем любой человек из народа Маэ. Мужчина.
Я непроизвольно отступила назад, но ощущение уз, связывающих нас с незнакомцем, только усилилось. Луна скрылась за облаком, и мерцание папоротника потухло: мягкие иглы заостренных листочков тут же превратились в кинжалы и пребольно полоснули по икрам.
- Постой. Подойди, - невидимая струна натянулась и впилась в плоть, вынуждая сделать два шага вперед. Стоило сократить расстояние, как натяжение ослабло, а душу затопила уверенность.
Я пришла. К кому пришла? Куда и зачем?.. Да не все ли равно.
“Я должна быть здесь, с ним” - знание старше, чем я, старше столетних сосен, окружающих нас плотной стеной, - наполняло умиротворением. Он - мой дом, моя основа и моя душа. Он - весь этот мир и миры, что лежат по соседству. Я дошла.
- Да, так. Иди ко мне, ближе... - человек, существо или... бог? (чем дальше, тем ясней мне казалось, что он - именно бог) тоже двинулся ко мне. Его движения были плавны и незаметны, шаги - бесшумны, как поступь лесного кота, и лес сам расступался перед ним, уступая дорогу.
Стоило ему приблизиться, и моя уверенность сменилась робостью. Черты лица пришельца ускользали от взгляда, проваливаясь сразу вглубь, в сердце, зато глаза...
В прошлой жизни, случившийся еще до нашего похода, я не раз ходила в кузницу посмотреть на то, как куют оружие. Кузнец - красный в отблесках огня и мокрый от пота - плавил серебро, переливая растопленный металл в форму для наконечников копий и стрел. Густая, пылающая серебристым светом жижа клубилась в тесном узилище, постепенно охлаждаясь и застывая.
Таким же расплавленным, червленым серебром сияли в темноте глаза моего бога.
- Почему ты дрожишь? - он подошел вплотную, и я опустила веки, так как не могла вынести его острого искрящегося взгляда.
- Я не обижу тебя, милая. Говори.
- Здесь холодно. - Я раскрыла рот, и изо рта вырвался пар. На земле вокруг нас вдруг заблестел иней.
Холодно, но совсем недавно ведь было жарко?.. Я помню, как пробиралась сквозь чащу, сгорая от нетерпения и странной жажды, захватившей не только тело, но и сам разум, и как скинула теплый шерстяной плащ с кожаными сапогами по пути сюда... Теперь исцарапанные ноги ныли, но вблизи мужчины боль забывалась, сменяясь сладкой истомой, поднимавшейся по конечностям вверх и наполняя меня сосущим предвкушением чего-то прекрасного.
- Рядом со мной всегда так. Ты привыкнешь. - Он приподнял мой подбородок, заставив смотреть прямо, а потом и вовсе обхватил ладонями лицо. Его руки оставили два пылающих отпечатка на моих щеках: прикосновение сверхъестественного существа сначала обожгло раскаленными докрасна углями, потом пробрало нестерпимым морозом. Я хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Серебряные глаза смотрели прямо в душу, ввинчивались острыми спиралями в мозг, вливались в сознание жидким металлом и там застывали, приобретая новую форму и подстраивая форму под себя.
Спустя несколько мгновений пытка ослабла, и я снова почувствовала свое тело. Ладони мужчины теперь ощущались иначе - покалывание сотен острых иголочек воспринимались как единое саднящее ощущение, плавно перешедшее в почти приятную щекотку. Не в силах сбросить эти оковы, я подняла руки и дернула ворот широкой нательной рубахи, разрывая ткань.
Изуродованная сорочка упала к моим ногам.
- Хорошо, - похвалил бог, и в океане расплавленного металла наметились две черные точки зрачков, но раньше, чем я успела нырнуть в их спасительную глубину, он развернул меня и прижал к себе. Кожу пронзила боль, огромный ожог, кажется, тут же пошел волдырями и вмерз в твердь его обжигающе ледяной груди.
Незнакомец опустил руки, и к лежащей у ног рубахе присоединились штаны.
Я осталась нагая, но ни пар изо рта, ни выпавший иней меня больше не тревожил - весь диапазон температур, от пронзительной прохлады полярной ночи и до пылкого марева знойного дня - был теперь во мне. Ощущение тела пропало совсем. Кем бы я ни была ранее, здесь я переродилась, стала другой. Боль сворачивалась тугими клубками тьмы внутри того, что раньше было моей оболочкой, и эту темень пронзали лучи ослепительного счастья. Я дошла.
Бог опрокинул меня на землю. Схваченная заморозками трава омыла рану-ожог целительной росой, и проросла внутрь меня, разбуженная током горячей крови. Небо наклонилось и выплеснуло на нас целую лохань, полную звезд, крон деревьев, фиолетовой синевы.
Во мне разгоралось бушующее пламя - огненная стихия, казалось, вот-вот поглотит меня целиком, как вдруг в самый центр пожара с размаху вонзилось ледяное копье. Острое и огромное, оно достало до сердца, немного остудив жар, и с шипением растаяло… чтобы через мгновение пронзить меня вновь.
Каждый его толчок возносил меня выше, прямо к льдистым, острым, как лезвия, вершинам почти что нестерпимого наслаждения. Очередной из них поднял меня в мир радужного сияния и голубоватых всполохов. Свет исходил прямо от нас, точнее, от прильнувшего ко мне бога, вдали слышались тихие раскаты грома…
Я замерла, окруженная нереальным маревом, насаженная на копье, выкованное из огненной стали и закаленное, казалось, в самом сердце вечной мерзлоты. Окоченевшие, сведенные судорогой удовольствия конечности разбросаны по сторонам, в груди - ком из застывшего стона, слез и счастья. Заглянувшее в лес божество посмотрело мне в глаза и прикоснулось к щеке. Меня затопило нежностью, но от этого легкого движения я вдруг потеряла равновесие. Ощущение наполненности покинуло: поскользнувшись на тонкой кромке льда, я полетела вниз.
Одна. В темноту.
* * *
— А-а-а!...
Ринайя проснулась и рывком села. Правая рука машинально обхватила корпус лежащего рядом лука. Поздно: низ живота скручивали сладкие спазмы, словно в него все-таки успели всадить меч, а горло саднило от истошного крика, которого она... не издавала?
Никто не проснулся, побеспокоенный ее воплем: лагерь спал — настолько мирно, насколько можно спать в условиях негостеприимного леса. Никто не подскочил, выхватывая оружие и готовясь отражать нападение; никто даже не заворочался. А, значит, Ринайя не издала ни звука, хотя перед глазами все еще стоял образ сияющих металлических глаз и приближающегося дна черной пропасти.
