Ветер гнал по небу низкие тучи необычного, лилового цвета. Косматые, мрачные горы, насыщенные водой, быстро проносились над головой, иногда внезапно выбрасывая туманные протуберанцы, словно силясь нанести удар по мелким людишкам внизу. Несмотря на свой угрожающий вид, это были лишь остатки, арьегард могучей армии тьмы, которая уже ушла далеко на север. Там сверкали яркие молнии и низвергался тяжелый, холодный ливень. А здесь все уже закончилось. Почти закончилось. Порывы ветра перестали сбивать с ног и лишь слегка трепали одежду нескольких человек, которые собрались на краю небольшой площадки, находящейся почти на вершине древнего холма. Отсюда открывался великолепный обзор на Айонду, небольшой городок, по сути, деревню, однако, имевшую статус столицы княжества. С одной стороны площадка заканчивалась крутым обрывом. Внизу, метрах в шестидесяти, раньше располагался карьер, где когда-то добывали камень. Вся земля вокруг была усыпана его обломками. Этот камень использовался для строительства домов, мостов, стен и мощения дорог. Но большая часть выработки ушла на строительство укрепленной цитадели, которая и венчала холм.
Сочная, но пока еще слишком тонкая, оранжевая полоска на востоке предвещала скорый восход. Однако, сейчас свет большей частью исходил не с востока, а с юга. Яростное пламя вырывалось из всех окон, дверей, бойниц и других разнообразных проемов, и протягивало свои многочисленные языки ввысь. Зарево, должно быть, можно было увидеть за сотню миль. Местная пословица, вроде бы, утверждала, что "камень не полено, гореть не станет". Ну-ну. Наверное, автор изречения просто никогда не видел горящего замка. Андрей ощущал жар на коже даже на удалении, а что творилось внутри старых стен даже не хотелось и представлять. Центральная сторожевая башня вообще была похожа на извергающийся вулкан, страшный, но по-своему красивый. Искры рассыпались огненным фонтаном на сотню метров вокруг, а стены раскалились и вместо темно-серого приобрели насыщенный малиновый цвет. Пожар ежесекундно втягивал в себя мега литры свежего воздуха и ревел, как тысяча пещерных медведей в горах Вентергалла разом.
Андрей стоял на краю обрыва, скрестив руки на груди. На коленях перед ним сгорбился пожилой, круглолицый мужчина в прожженной и ободранной до состояния лохмотьев одежде. Его лицо неровно освещалось красными всполохами и приобрело какой-то пунцовый оттенок. Вейрис неловко пошевелил связанными в локтях руками и облизал сухие, потрескавшиеся губы:
– Это все очень большая ошибка.
– Я знаю, – сказал Андрей настолько глухим, безжизненным голосом что, судя по всему, это напугало больше, чем если бы он вдруг заорал во всю глотку.
Пленник вздрогнул:
– Я отговаривал. Я до последнего его отговаривал. Но тут я ничего не мог поделать. Его захватил зов крови. Как и тогда…
Андрей не понял, что имел в виду этот человек. Все равно. Уже все равно. Вейрис глядел на него снизу-вверх с неописуемым выражением лица:
– Вы же не только…– он смутился, точнее, побоялся произнести страшное слово. – Но еще вы – воин, я знаю, – горячечно забормотал он, схватив вдруг Андрея за рукав, – мне говорили – вы особенный. Защитник. Я тоже в некотором роде солдат, я должен, нет, вынужден выполнять их приказы. Я не могу ослушаться. Они держат под контролем мою семью, мою дочь. Ради нее я готов на все. Поймите! – Вейрис почти сорвался на крик.
– У меня тоже дочь. Могла. Быть.
На Андрея напало странное оцепенение: все его чувства словно вырвали из него, положили в гроб, заколотили крышкой наглухо и закопали в глубокую могилу. От него осталась лишь пустая, сухая оболочка. Кажется, это состояние называется посттравматическим шоком. Но сейчас ему все равно, точные названия не имеют значения. Вообще все уже не имеет значения, кроме одного. Нужно кое-что закончить. Он механически освободил одежду из скрюченных пальцев человека, который с ужасом глядел на него снизу.
– Но я же не стрелял, помните? Я же не…
– Значит, хреновый ты солдат, – оборвал он его причитания.
Сабля покойного Эль-Садивана с тихим шелестом вышла из ножен и легла в ладонь как влитая. Костяшки пальцев побелели от напряжения. В свете пожара яркое серебристое лезвие неожиданно налилось алым светом. Цветом крови. Интересно, сколько уже душ на этом клинке?
– Не убивайте, – обреченно выдохнул Вейрис.
– Назови хоть одну причину по которой я должен оставить тебе жизнь, – услышал Андрей. Так странно слышать себя словно со стороны, как будто это сказал другой. А может так оно и есть на самом деле? Он резко наклонился вперед, глаза в глаза. И взгляд его был страшен – Вейрис отшатнулся, забыв про обрыв за спиной, едва не сорвавшись.
– Там все мертвы, – Андрей протянул руку в сторону Карон-Делла, – у них тоже есть семьи. Почему же ты, тварь, должен жить, а они нет?
– Я могу быть вам полезен, понимаете…
Далекий, но мощный раскат грома заглушил окончание фразы.
– Немного же ты принес пользы старому хозяину.
Андрей оглянулся – его товарищи устало расселись на ближайших камнях. На фоне пылающего замка их молчаливые, неподвижные фигуры казались вырезанными из непроницаемо черного картона. Он не сомневался, после всего что случилось, они одобрят его решение. Любое.
Вейрис сглотнул и отрывисто произнес:
– Послушайте. Подождите. Вы просто ничего не знаете. Почти ничего. Я могу все вам рассказать! Я с самого начала был против его посвящения…
I
Княжества. Замки. Феодалы. Короли и королевства. Крестьяне и рабы. Плюс давно забытые технологии, которые должны были давно кануть в бездну веков, сгинуть после Катастрофы, но непостижимым образом еще работали. А еще такое чужое небо и чужое солнце. И воздух чуть-чуть, но другой. И гравитация. Хотя Андрей уже привык. И немного магии. Чего-то жутко архаичного, как отпечаток лапы динозавра на выветрившемся камне. Для человека из мира постиндустриального общества, даже избалованного компьютерной виртуальной реальностью, к ней привыкнуть невозможно. Особенно, когда внезапно выясняется, что это уже не игры.
А ведь всего каких-то два жалких месяца назад и в страшном сне не могло привидеться, что одного молодого, ничем, в принципе, не выдающегося кадрового военного забросит в чужой мир, где придется чуть ли не ежедневно доказывать право на жизнь. Впрочем, Андрей не жаловался. С одной стороны, ныть было некогда, обстоятельства сложились так, что ему постоянно казалось, что от него мало что зависит. Или не казалось. Как в ситуации, когда внезапно налетевший ураган толкает в спину и остается только одно – двигаться по ветру и стараться не быть сбитым с ног. А после перехода действительно столько всего случилось, что кому-то и за всю жизнь столько приключений не выпадет. С другой стороны, он иногда ловил себя на чувстве, что ему здесь начинает нравится. Ощущение, надо сказать, довольно противоречивое. И дело не только в юной, черноволосой красотке, которая положила на него глаз и, признаться, не только глаз… Здесь все было по-настоящему. Жизнь кипела и била ключом, иногда в самом прямом смысле, и все было просто и понятно. Есть любовь и есть ненависть. Есть друзья и есть враги. Или ты, или тебя. Нет такой мутотени, как на оставшейся где-то в прошлом Земле, когда вчера ты стрелял в сторону противника из всех стволов, а сегодня тебя заставляют с ним мириться и пить водку из "высших" стратегических соображений. Которые простому капитану, пусть даже и командиру уважаемого всеми спецподразделения знать не положено. А про убитых товарищей, значит, полагается забыть. Наверное, из-за того, что забывать он отказывался, и постоянно мозолил штабным крысам глаза своей правдой, так и не дослужился до майора или подполковника, хотя давно уже мог. Тьфу. Андрей вздохнул и вернулся в реальность.