Марина Румянцева - Семейный альбом

Гл. 1. Тайны старых фотографий

Всё началось со старого семейного альбома, каким-то чудом пережившего эпохи перемен, случившиеся за последние сто лет. Голубенький плюш обложки, внутри – уцелевшие фрагменты истории обоих наших родов, по которым от души проехался жестокий двадцатый век.

Сейчас считается хорошим тоном знать свою родословную до максимально глубоких «колен». Но не менее полезно иметь и документальные подтверждения своего естественного человеческого происхождения. А не легенду гомункулуса, выведенного из пробирки где-нибудь в секретной лаборатории.

Так вот. Альбом. Фотографии – нет, не предков, родных людей. Предков, во всей их обезьяноподобной красе имеет тот, кто верит в дарвиновскую теорию эволюции.

Простые, но такие одухотворённые лица. Деды, родители, дети – на одной карточке сразу несколько поколений. Спокойствие и достоинство. Лучшие одежды, знаки принадлежности к определённому сословию, награды. И глаза… Через много лет мы можем посмотреть в глаза своим родным. Их взгляд – живой.

Эти фотокарточки сделаны скорее для нас, потомков. В те времена ни социальных сетей, ни интернета не было. А самим на себя особенно любоваться и некогда, с таким-то количеством детей и забот

.  Это – послание. О чём оно?

О том, что мы – звено цепи, проходящей, поэтически выражаясь, из тьмы веков в светлое будущее. О том, что от нас зависит, прервётся ли эта связь. О том, что у нас всегда есть поддержка в самые сложные моменты жизни. И это – наши родные. Они никуда не ушли, просто теперь на переднем крае находимся мы. Эта поддержка сильна, её можно почувствовать. Посмотрите на старые фотографии в свои персональные трудные времена. Да что там! Поговорите с ними. Чувствуете? И это не мистика, это те самые знаки Вселенной, которые мы встречаем на каждом шагу, каждый день.

Наши родители смотрят на нас с чёрно-белых карточек. Иногда они на этих фотографиях младше наших детей. И мы ощущаем себя в волшебном круге, где одновременно отдаёшь и получаешь.

Дерево без корней не живёт. Также как и без кроны. Мы вплетаем нашу жизнь в узор, который начали создавать те, кто был до нас. По мере сил стремимся всё делать правильно и красиво – для тех, кто будет после. Мы связаны со всеми – и живущими, и ушедшими. И чем больше узнаём историю своего рода, тем крепче стоим на земле. Родные, где бы они не находились, в этом мире или в ином, всегда могут нам помочь. Так же, как и мы им.

Гл. 2. Прапрадед

Между страничек семейного альбома я обнаружила старую фотографическую карточку основательного мужчины, как говорится, в расцвете сил. В густых бровях, с серьёзным взглядом. В светлой косоворотке и, если не ошибаюсь, в поддёвке. Чувство собственного достоинства с фотографии не смогли стереть никакие века. Как-то сразу подумалось – не иначе, как купец. Так и оказалось. Это был мой прапрадед Нил.  Клубочек семейной истории начал разматываться…

Нил Смирнов родился в 60-х годах

XIX

века, точная дата, за давностью лет, неизвестна. Нил Михайлович, по семейным преданиям, был из торгующих крестьян, в гильдиях не состоял. Имел земли, три крепких дома, магазины и лабазы в родной деревне Свищёво (ныне Тверской губернии). Для перемещений по купеческим надобностям, то есть представительским выездам, содержал бричку с кожаным верхом и несколько лошадей. Ну, а скотину-то никто и не считал…

Торговал всем, что было востребовано тогда в селеньях – хлебом, бакалеей, одеждой, керосином, лошадиной упряжью и многим другим. Жених был завидный, мобильный, с собственным автопарком – в жены взять мог любую. Выбрал купец красавицу Прасковью Александровну из деревни Красуха, что стояла на его торговых путях. Прасковья приехала во владения будущего мужа с одним узелком, ибо происходила из бедной семьи. Подвенечное платье и приданое ей справил жених. Венчались, как и положено, в местной церкви. Жить стали в главном доме Нила, стоящем по центру села.

Нил Михайлович был, что называется, крепкий хозяйственник, с массой положительных качеств, но нрава скорее дурного. «Выпимши» любил почудить – выгонял из дома жену с дочкой и запускал туда скотину. Прасковья называла мужа «Нил Столбенский» – за двухметровый рост. (До сих пор сохранился его персональный диван-великан из морёного дуба, обитый зелёным сукном). Сама же она была невысокая, худенькая, добрая и безответная. А кто же ещё мог ужиться с такой оригинальной личностью? У них родилась дочь, единственная – Марья Ниловна, моя прабабушка по отцовской линии.

Через какое-то время Нил Михайлович учудил ещё одну вещь – увёз из женского монастыря в Осташкове молодую послушницу Ульяну. Построил для неё персональный «кукольный» домик позади своего, двухэтажного. Там она всю жизнь и прожила. Детей у Ульяны не было. Как уж такое двоеженство Нила совмещалось с православной верой, неведомо.

Естественно, после революции прапрадеда раскулачили, реквизировали земли и имущество, и отправили в Сибирь. Жену с дочкой он, видимо, сумел «откупить» от этой участи. Из ссылки вернулся уже с подорванным здоровьем. Вскоре и умер, на родине. После его смерти обе вдовы дружили, помогали друг другу по хозяйству и в воспитании внуков. Ульяна опять надела рясу, которую называла «мантия». В деревне её называли бабкой Солодянкой. Была она добрая, любила детишек и даже в голодные времена всегда их угощала, чем могла.

Крепкий двухэтажный дом Нила Михайловича в Свищёво простоял больше ста лет. Родовое гнездо было продано наследниками в лихие 90-е из-за невозможности его содержать. Новые жильцы, местные чиновники, никак не могли там освоиться – думаю, их не пускал Нил. В этом году уже трижды перепроданный особняк был раскатан по брёвнам новым хозяином, предпринимателем из ближнего зарубежья. Ему понадобилась земля под домом…

Гл. 3. Унесённые революцией

Каждое лето мы приезжаем на пару дней на родину отца, в местечко Лесное Тверской губернии. Чудесные места. Красивые пейзажи, сосновые боры, лесные озёра с чистейшей водой, быстрые холодные речушки. По дороге – знаменитый Николо-Теребенский монастырь с обновляющимися фресками и чудотворными иконами.

Обязательно навещаем могилки наших родных. Прадед Иван и прабабушка Евдокия похоронены рядом, на старом деревенском погосте. Они жили «на сломе эпох», и судьбы их были также непросты, как и те времена.

Иван Владимирович Максимов (1876 – 1932), роду был крестьянского, рос обыкновенным деревенским мальчишкой. Правда, к сельскому труду склонности не имел и однажды даже, ненадолго, подался в рабочий класс. Работал на Путиловском заводе в Санкт-Петербурге, получал вполне достойную зарплату, около тридцати рублей в месяц (в семейных архивах сохранились расчётная книжка и пропуск). В свободное время любил прогуляться по Невскому в котелке… Наверняка, культурная программа этим не ограничивалась, но в семейной истории о ней достоверных сведений нет.