Никто не знал, когда он родился. Его бренное младенческое тельце вынесли из горящего дома, подальше от двух обугленных останков, один из которых держал в уцелевшей руке бычок от сигареты.
Ничего не оставалось сделать, кроме как сдать его в приют.
Раз даты рождения не было, не было и дня рождения. Его никогда не поздравляли, но он не был лишен радости. Другим сироткам исполнялось по сколько-то лет каждую неделю, и ему доставался кусок пирога с мясом животных, подобранных на улице, или еще чем недорогостоящим. Любой гурман был бы лишен рассудка, заставь его есть приготовленные наспех кухаркой пироги, но он всегда ел с удовольствием.
Он жил в приюте уже столько, сколько себя помнил. Раньше для него игра на пыльном дворике во что угодно была счастьем. Он наслаждался обществом других несчастных, до поры-до времени, пока его не начали принижать за скромный характер. Иерархия в приюте взяла свое, и его часто заворачивали в одеяло, чтобы наподдавать.
Он подрос и начал читать книги. Ему удалось познать многих авторов и их творения. Дни в приюте длились вечно, но за страницами коротать их было не так утомительно.
Другие дети и воспитательницы звали его Роберт. Он привык и отзывался. Имя это пришло обществу приюта на ум внезапно и так и закрепилось волею случая.
Однажды воспитательница сидела в кресле и что-то читала. Роберт подошел к ней и захотел что-то спросить. Она поняла это, потому что он стоял рядом и молчал, слегка покачиваясь.
– Да, Роберт?
– Мисс Шулен, – он заискивающе посмотрел ей в глаза, – скажите, пожалуйста, сколько мне теперь лет?
– Ох, Роберт, – мисс Шулен потянулась за документом, лежавшим на столике, – я как раз про тебя читала. Здесь говорится, что тебе около семнадцати лет.
– Спасибо, – он улыбнулся и был готов уйти.
– С днем рождения. Иди сюда, – мисс Шулен протянула Роберту книженцию и поцеловала его в лоб. – Иди, читай.
За новой книгой так день и прошел. Никаких поздравлений. Роберту сдавалось, что мисс Шулен все придумала сама. Он закончил читать, когда солнце покинуло бренный мир на несколько часов.
Вискерсону, генералу в отставке, не спалось. Он чувствовал зуд в груди, глубоко под кожей. Вискерсон уже принял свои препараты и надеялся, что неприятный зуд не перерастет в настоящую боль, как уже бывало. Вскоре, когда чувство подуспокоилось, он уснул, но перед погружением в сон ему на ум пришла гениальная, по его мнению, идея. Все, что ему требовалось – дожить до утра и не позабыть то, что он придумал.
Этим утром подъем в приюте был раньше обычного. Воспитательницы суетились, мыли детям лица и причесывали их, а затем выдавали до безобразия выглаженную одежду.
Роберт подошел к своей любимой мисс Шулен и постоял рядом с ней немного. Она заметила его:
– Да, Роберт?
– Мисс Шулен, почему сегодня такое беспокойство?
– Ох, Роберт, – воспитательница посмеялась, – сегодня важный день. К кому-то из детишек приедет папа.
– Обычно, когда приходит папа или мама, детей так не украшают.
– Все потому что к нам приезжает особенный папа. Ты поймешь, когда увидишь его.
Входную дверь открыли, воспитательницы выстроились рядами, и вошел статный плечистый человек в красивом зеленом пиджаке. Такие пиджаки обычные люди не носят. Дети с удивлением разглядывали человека, его бритый ежик на голове и разноцветные полоски на одной из сторон его пиджака.
– Это кто? – прошептал Роберт стоявшему рядом ребенку.
– Похоже, прапор, – отвечал ему товарищ.
– Отставить разговорчики, – "прапор," щурясь, посмотрел на детей. Тут же он широко улыбнулся. Он смотрел не на малышей, а на подростка Роберта.
Вдруг военный человек произнес:
– Я беру вот этого, подросшего. Он уже спелый, он мне сгодится.
– Да, конечно, – воспитательницы не смели перечить.
После нужных процедур новоиспеченный отец шел со своим новым сыном к шикарному, как казалось Роберту, автомобилю. Роберт ехал домой.
Спокойно сегодня. Ветер сдувает вороньи волосы Роберта с лица через приоткрытое окно, солнце гаснет, голова фигурки у руля подпрыгивает и качается.
– Мистер Вискерсон… – Роберт загляделся на светило.
– Зови меня папой. Что такое? – Генерал не отрывал глаз с дороги.
– Папа, я еду в настоящий дом? А что там будет?
– Узнаешь, – Вискерсон показал идеально отшлифованные зубные протезы. Немало он полечился, и легче было сказать, сколько зубов у него осталось настоящих. Солнце заблестело на белой поддельной эмали.
Наконец показался по прикидкам Роберта замок. Отец и сын въехали в ворота, затем во двор. Для красавца-автомобиля было свое место на входе, которое он делил со своим братом. Роберт впервые видел две машины у одного человека за раз. Как и дом, которому из-за своих размеров было не в тягость содержать в себе одного-единственного человека.
Роберт был убежден, что папа живет один. Он знал воспитательниц, но в жизни не видел прислугу.
– Отстегивайся и выходи, – Вискерсон отцепил ремень безопасности; то же сделал Роберт.
– Папа, – двое направлялись к замку, – вы сам все делаете, или у вас есть воспитательницы?
– Ох, дорогой мой, – папа разошелся громовым смехом, – у меня были рабочие, но я, – он достал из кармана сигару и поджег ее, – я от них почти всех избавился. Знаешь, почему?
– Почему же? – Роберт слегка закашлялся от дыма.
– Ну, а кто такие умелые руки? – Вискерсон потрепал волосы сына.
– Я вас не понимаю, папа.
– Заходи внутрь, я тебе все расскажу.
Как только Роберт ступил на порог дома, его челюсть была готова отделиться от черепа и упасть на зеркальную плитку. Стены не смели давить, будучи по размеру как раз какому-нибудь пятиметровому бугаю. Начищенный книжный шкаф строго смотрел на своих должников, не ставящих книги назад вовремя. Благородная софа скрипела своей кожей даже без сидящих на ней. Картину завершала люстра из тысячи золотистых деталей с сотней лампочек.
– Это все ваше, папа?
– Мое, мое. – Папа подошел к Роберту и положил руку ему на плечо. – А теперь я расскажу тебе, чего я от тебя хочу, – Вискерсон указал на соседнюю комнату и стол.
Генерал сидел по одну сторону стола, Роберт смотрел на него по другую.
– Ну что ж. Вот тебе первое задание – налей мне воды.
Роберт отошел на кухню, дотянулся до полки со стаканами, подошел к крану и выполнил свой первый долг. Вискерсон молча отхлебнул и продолжил.
– Садись, – Роберт подчинился. – Ты не знаешь, для чего ты мне нужен. Так вот, я скажу тебе. Я в отставке. У меня возникли проблемы с таким важным органом, как сердце. Тебе по документам уже целых семнадцать лет. И через год ты совершишь величайшее дело из всех, которое когда-либо совершал человек. Прежде всего я сообщу тебе твое новое имя. Как тебя зовут?
– Роберт, папа.
– Забудь, что тебя когда-то звали Роберт, мой дорогой. Теперь ты будешь носить имя, которое отобразит твое предназначение. Отныне тебя зовут Сердце.
