Каменный Ворон встрепенулся. Облаком взмыла вверх черная с серебряной искрой пыль, что прежде крепким панцирем укрывала иссиня-черные перья, голову и мощные когтистые лапы. Ворон медленно, не торопясь переступил с одной ноги на другую. Наклонил в бок маленькую голову, ничем уже не отличаясь от живой птицы.
Тысячу раз Лара слышала эту историю от няньки-Акулины, и ведь верила – всем сердцем верила каждому ее слову! Но все равно не чаяла глядеть на то собственными глазами.
– Ты видишь это? Видишь, Конни? – не выдержав, зашептала девочка и судорожно вцепилась пальцами в холодную ладошку друга.
– Чшш! – прозвучало строгим ответом.
И то правда… Лара запоздало выругала себя: Ворон их заметил. Быстро повернул головенку, и его правый глаз поймал лунный свет. Замер, уставившись точно на детей.
Ей-богу, он изучал их в этот самый миг и о чем-то думал – Лара могла бы поклясться в этом собственной жизнью!
Но мальчик крепче сжал ее ладонь, и Лара подумала, что, не будь его рядом, она бы тотчас умерла от страха. Впрочем, если бы не Конни, то Лары и вовсе не было бы на Ордынцевском кладбище в такой час…
А потом Ворон взмахнул крыльями и плавно сорвался с насиженного места. Он двигался бесшумно и зловещим карканьем не собирался нарушать тишину. Словно до сих пор был неживым.
Полетел, конечно, к Замку. Замком на побережье называли Ордынцевскую усадьбу – за зубчатые стены и высокую круглую башню, сплошь увитую плющом. В той башне жил и скончался старый граф – последний из рода Ордынцевых. А еще колдун, как рассказывала о нем нянька-Акулина.
Акулина тоже старая. Прежде служила экономкой в усадьбе и видела графа еще живым – высоким, чернобровым красавцем с таким взглядом, что… в этом месте рассказа нянька всегда залихватски говорила: «Ух!». Улыбалась, и ее морщинистые, иссушенные морским ветром щеки покрывались легким румянцем.
«Это ж сколько было бы нынче старому графу лет?..» – задумалась вдруг Лара и, тихонько шевеля губами, принялась подсчитывать.
Да не досчитала: Конни с решительностью, перед которой девочка благоговела всей душой, скомандовал:
– Идем.
Бесшумно он спрыгнул с ветки могучего дуба, где дети устроили выжидательный пункт. Чуть пригнув голову и не разгибая колен, побежал прямиком к склепу – старинной графской усыпальнице, на верхушке которой прежде и восседал каменный Ворон, сделавшийся нынче живым.
Лара тоже прыгнула, почти не колеблясь. Раньше надо было раздумывать, когда Кон объявил ей, что поспорил с мальчишками с Болота, будто влезет в графскую усыпальницу. А теперь-то толку?
Правда, девочка запуталась в юбках и пребольно ударилась коленкой о выступающий корень дуба. Но не ойкнула даже – сцепив зубы, прихрамывая, засеменила следом.
– Учти, вздумаешь реветь – живо домой отправлю. К мамочкиной юбке! – строго-настрого предупредил Кон перед их вылазкой.
Девочке тогда стало страсть как обидно. Она и сама знала про себя, что плакса – но зачем лишний раз попрекать? И если уж приспичит, то, скорее, она побежала б к няньке-Акулине, чем к маме-Юле. Матушка-то ей реветь тоже запрещает, еще построже Кона.
Потому и решила девочка, что, как бы ни было страшно там, в склепе, как бы ни тряслись ее коленки, и чего б она ни увидела – не вскрикнет. И уж точно не расплачется. Ей-богу, лучше умрет на месте!
…Дверь старинной усыпальницы поддалась на удивление легко: всего трижды Кон ударил по навесному замку булыжником. Пахнуло могильным духом и сырой землей. Кон и тот замешкался. Но упрямо свел брови и опять скомандовал:
– Идем.
Внутри, не размыкая рук, помогая друг другу, дети долго спускались по щербатой каменной лестнице. Пока не осознали – пришли. Внизу было темно, хоть глаз выколи. В проем распахнутой двери усыпальницы немного проникал бледный свет луны, но он освещал только лестницу, а стоило сойти с нее, как детские фигуры погрузились во тьму.
– Эх, лампу бы сюда!..
– У меня спички есть, Конни! – Лара нащупала в кармане юбки коробок.
– Толку здесь от спичек… – проворчал тот. – Ладно, давай, управлюсь как-нибудь. А ты постой на лестнице, не мельтеши.
Лара восхитилась догадливостью друга, когда тот поджег сразу три спички, соорудив маленький факел – и тогда свет всполохами озарил часть каменной кладки стены, на которой даже можно было разглядеть паутину и то, ради чего дети явились сюда. Громоздкие каменные надгробия, числом не менее десяти.
– Как же мы найдем нужный, Конни?..
– Здесь таблички с датами. Старик ровно восемь лет назад помер, в тысяча восемьсот девяносто первом. Не боись, я сам искать буду – а ты на лестнице постой, сказано ж тебе!
Разумеется, мальчишки с Болота потребовали добыть доказательство, что Конни и впрямь побывал в усыпальнице. А точнее – он должен был сдвинуть крышку с гроба старого колдуна, а после сказать им, какого цвета сюртук на мертвеце. Федька, заводила и самый старший из них, хвастался, что бывал на похоронах колдуна да видел, в какого цвета сюртук его обрядили. Соврать не удастся. А значит Лара, как верный друг, обязана Кона поддержать…
Вот и сейчас, оставленная в безопасном месте подальше от гробниц, Лара взмолилась:
– Конни, но я помочь хочу, отчего ты мне запрещаешь?
– Трусишка, – по-своему растолковал ее порыв Конни. Но возражать более не стал.
Да и не слишком он грешил против истины: Ларе и впрямь страшно было стоять в одиночку. Со второй попытки она тоже подожгла три спички разом и, затаив дыхание, стараясь меньше думать о том, что делает и где находится, глазами отыскала строчки на ближайшем к ней надгробии.
И сперва отказалась себе верить.
«Николай Григорьевичъ Ордынцевъ. Родился въ 1860 г., скончался въ 1891 г.»
Неужто вот так? Сразу?
– Конни, я нашла, нашла… – горячо зашептала девочка.
Лара потянулась туда, где мгновение назад еще стоял ее друг, но – пальцы рассекли лишь холодную тьму подземелья. Рядом никого не было.
Сколько это продлилось – мгновение? Больше? Ларе показалось, что она вечность стоит одна возле гробницы.
А потом чей-то шумный выдох затушил ее спички.
У Лары дробно застучали зубы. Собственным обещанием не кричать она уж готова была поступиться – да только голос будто пропал. Девочка не могла вымолвить ни звука.
И слава богу. Поскольку ее глаза, начавшие привыкать к темноте, вдруг ясно угадали очертания лица Кона совсем рядом с нею. Он приложил палец к губам и прошипел:
– Чшш!
А потом указал кивком на лунную дорожку, бледно освещающую лестницу.
Бледно – но этого хватило, чтобы сперва углядеть две человеческие тени, а потом, подняв глаза на дверной проем, увидеть и парочку незнакомцев.
– …не бреши, ничего там не светится! – четко произнес один из них, заглядывая внутрь усыпальницы с лампою в руках. – А дверь, видать, сроду не запирают.
