Глава 1. Пора вставать, Стив.
Реально ли хоть что-то? Дни, время суток, символы на циферблате, мгновения рассудка. Осознание его сохранности. Короткие моменты, когда ты не помнишь, чем закончилась предыдущая реальность, и не можешь осознать, где начинается нынешняя. В подобные дни, ты не всегда понимаешь, сколь давно открыл глаза, и давно ли глаза были закрыты, пока слепой, обезумевший разум носится там, куда осознанной мысли вход закрыт. Что до тебя, то ты не более чем посредник этих двух состояний, этакая дрянная шина данных, сквозь которую каждый сигнал приходит разорванным, изувеченным, деструктированным настолько, что исходный файл уже не может быть восстановлен. В такие дни, с каждым таким утром, вечером, ночью… Тебе кажется, что всё, что случилось раньше, не больше чем слой пыли и сетей паутины на застывших неведомо когда кулерах, забытых к списанию и переработке. Не более чем бумажная труха на корешках книг с именами вечных и давно забытых классиков.
Рано или поздно ты понимаешь, что всё вовсе не так, что ты ещё здесь, в настоящем. В настоящем, где ты лежишь на старом, вмятом диване, обитым истёртым войлоком, с прожжёнными окурками дырами, шириной не крупнее авторучки, из которых, словно из рваной раны, то и дело норовит выглянуть пожелтевший от времени и дыма наполнитель. Ты лежишь вдавленный, неподъёмный, с тяжёлой головой, наполненной словно свинцом, не повернуть, ни хотя бы приподнять. Рот открыт и пересушен, лишь изредка кончиков потрескавшихся губ касаются лёгкие дуновения слабого сквозняка от вращающегося вентилятора в изголовье дивана. В твоей бетонно пластиковой тюрьме тепло, мрачно и тихо, лишь слышно, как шуршит в стенах и плинтусах, под цвет серебряных обоев, то ли вентиляция, то ли крысы. Секундная пауза. Проверка пинга.
Кто ты? Дабы разобравшись с вопросом «где ты?», до тебя доходит, что это не самое важное, а главное, не так страшно. Ты это всего лишь "Ты", но не больше. Всё так, минутная заминка, во время которой одуревшая, осушённая дешёвым спиртом голова из последних сил вступила в бой с настоящим «Я», не желая примеряться с действительностью. Макколди, пьянь без надежды на будущее. Трезвый лишь на службе. Ни в коем разе не герой и не пример для подражания.
Тебя хоть кто-то любит?
За исключением двух-трёх друзей навряд ли.… Хотя уже двух, ведь Ску-Би ты усадил за решётку, за торговлю не тем чем надо, и не там, где ему положено. Ты свою работу знаешь, детектив. Не любишь, как и большинство. Как и другие, ты веришь, что начальник эгоистичная свинья, а твоя должность, подобна роли каторжника, в дерьмовой пьесе дерьмового автора и с такой же театральной труппой. Стив – это ты. Это твой мир. Твоя рука касается тёплого, твёрдого пола, с покрытием под паркет, паркетом не являющимся. На руке синий циферблат с числами, указывающими на дату и время, кольцом на кисте, в вечном хороводе кружащими справа на лево.
19.07.2053. 13:07
Двоеточие меж тройкой и нулём всё время пульсирует и является единственной живой частичкой в холодной синеве голограммы. Ты смотришь на время и закрываешь глаза, сквозь веки видишь, как комнату наполняет свет. Искусственный свет нарисованного за окном города, наполненного неоном и белоснежностью, чистотой и счастьем. Синтетической белоснежностью с таким же синтетическим счастьем.
Изображение на окне фальшивка, которую ты забыл убрать с последнего раза, когда устал от настоящей картины мира. На ней огромные белые монолиты вздымаются к искусственным синим небесам, и сверкают подобно спортивному инвентарю в бликах солнца и неона, отражаясь, зеркальным лабиринтом, друг в друге. Кольцевые автострады, подобно лианам опутывают их тела и уносятся вдаль, от запада к востоку, от юга к северу, снизу доверху и так до бесконечности…. По ним, радужными бликами, несутся словно электроны по проводам, машины на магнитных подушках, не касаясь округлыми, выверенными формами стальных линий дорог. Частные вертолёты, подобно стрекозам кружат от одних посадочных площадок к другим, развозят прекрасных дам в изысканных платьях, к столь же прекрасным сэрам, живущих в самом поднебесье и решающих судьбы мира.
Вернёмся в прошлое. Помнишь, когда ты впервые сказал: "Выключи голографическую проекцию, Ева"?
И Ева послушалась, открыв реальность. Окно заполнил чёрный хром, содрав притворную маску, скрывающую лицо обветшавшей старухи. Лишь глаза старухи смотрели огнём вывесок и служебных машин, которые, благодаря усиленным магнитным нагнетателям, неслись над вечно стоящими в непрекращающемся гуде автострадами. Стрекозы вертолётов обратились в чёрных воронов, несущих в лапах, словно гнилую добычу, ржавые, безжизненные цистерны и ящики. Город смотрит на тебя рваными шпиками и перепутьями проводом и труб, вдоль которых льются потоки воды и дыма. Город не желает выглядеть дружелюбным. Ты отвечаешь городу тем же.
Ты отвернулся от окна, сорвал со стула мятый плащ, цвета не то хаки, не то олива, и вышел за автоматически открывшуюся дверь. Лишь искусственный голос ОИ Евы напутствовал тебе в след.
– Удачного вечера, мистер Макколди.
Начинаешь вспоминать? Как и тогда, вчерашней ночью ты поступил так же. Привычный порядок действий. Ты надеваешь плащ и бредёшь к десяткам дверей лифта, стоящими ровным строем вдоль лестничного пролёта. Подходишь к центральной двери и нажимаешь на слегка вмятую, истёртую от сотни тысяч нажатий, кнопку. В подъезде то и дело мерцает еле живая лампа. Краски на стенах нет, есть лишь мутный стеклопластик, тёмно-жёлтого цвета. Цвета этого города, этой жизни. В углах пластик рыжее.
– Подай… Подойди, слышь, а???
Голос раздался сзади, там же, где и всегда. Ты даже не смотришь в ту сторону, Стив, так как и без того знаешь, что там нет ничего, кроме кучи тряпья и картона, в которых зарылся очередной шлак улиц и общества. Социальный Статус этой грязи не выше двадцатки, а значит ему не положено почти ничего, кроме дешёвого пойла и входа в здания типа F4. Жилые постройки граждан с СС от шестидесяти до восьмидесяти. То есть таких как ты, детектив.
Лифт открывается. Кабина три на три метра вместилище для уже втиснутых, будто законсервированных, граждан всех пород и национальностей, голов десять, а то и больше. Но тебе ведь не до этого. Тебе не важно, сколько их здесь. Ты знаешь, лифт останавливается лишь тогда, когда в нём есть место, а допустимый вес не превышен. Это нормально, что он забит под завязку. В каждом строение такого рода живёт почти три тысячи человек. Лифтов десять, а само оно является проходным блоком, между жилыми постройками, сковавшими друг друга, как эта толпа в лифте. Тебе тесно и душно. Слишком мало места. Даже для того, чтобы просто пошевелить плечом, приходится прикладывать немалые усилия. Толпа сдавливает тисками. Каждый норовит встать поудобней, наплевав на окружающих. Кто-то наступил тебе на ногу, чей-то локоть или сумка упёрлись в бок. Пахнет мочой и приправами, дешёвыми духами, потом, машинным маслом и грязью. Люди молчат и ждут, когда консервная банка снова откроется и впустит хоть немного воздуха.
