Перо белой куропатки
Снежная буря сотрясала чум, в тёмном месяце так бывает часто. Сянуме только-только успел опустить за собой полог, как Подземного льда мать принялась забрасывать снежные мауты>1 к звёздному небу, срывая сверкающие искорки на потеху своим девяти сыновьям. Сянуме поблагодарил суровую Сыраду-няму>2, за то, что дозволила счастливо завершить охоту и вернуться к родному очагу, к старенькой мамке, хлопотавшей в центре чума у огня.
Парень с удовольствием растянулся на оленьей шкуре в ожидании ароматной похлёбки, которую мамка неторопливо помешивала, то и дело подбрасывая в котелок корешки и травы. Запах летней тундры плыл по чуму. Тепло струилось от очага, заботливо обнимая усталого охотника. Нежная песня мамки лилась из любящего сердца, ласкала слух, проникала прямо в душу. Песня принадлежала только ему, Сянуме, последнему сыну, младшенькому. Песня родилась вместе с ним, с ним и умрёт. Её мелодия будет жить, пока бьётся сердце Сянуме. Это материнское благословение и оберег.
Задремал Сянуме. Привиделось ему, что бежит он по лунной дороге, петляющей среди шкур звёздных оленей, которые развесила просушиться Туй-нямы – Огня мать. Сверкают шкуры, переливаются разноцветными волнами, вспыхивают языками яркого пламени, да не обжигают. Весело охотнику ловко уворачиваться от всполохов небесного огня, весело удаль свою показывать. А Туй-нямы стоит высоко на серебристой площадке рядом с Кичеда-нямы – Луны матерью, кивает и улыбается благосклонно.
Вдруг снежный маут мелькнул прямо перед молодым охотником, обвился вокруг сиреневой звезды, сорвал её с неба. Заплакала Туй-нямы. Рванулся Сянуме навстречу падающей звезде, перехватил маут сильными руками, смотал умело, а звезду обратно в небо подбросил. Туй-нямы и Кичеда-нямы радуются, на серебристой площадке танцуют. А парень подбоченился гордо, победителем стоит посреди лунной дороги. Тут и обрушилась на него сеть, свитая из снежных ремешков сыновьями Сырады-нямы, и голос загремел сурово: «Как смеешь ты игрушки у моих детей отнимать?»
Забился охотник, да не тут-то было! Крепко держит снежная сеть. Тянут её невидимые мощные руки, увлекают Сянуме в ледяное царство, сам станет игрушкой злых детей Сырады-нямы. Барахтается отчаянно парень, только напрасно всё: ремешки снежной сети туже скручиваются, завиваются в толстые жгуты, надёжно опутывают охотника. Нет пощады от разгневанной матери глупому человеку-обидчику.
Откуда ни возьмись, налетела стая белых куропаток. Разметали птицы снежную сеть, освободили охотника, опустили на сугроб бережно. Самая крупная куропатка гладит крылом по щеке, а из глаз серебряные слёзы падают. Протянул Сянуме руку к её крылу, взвилась стая, исчезла вмиг, как и не было. И только нежный напев едва касается слуха, да смех, будто бубенчики оленьей упряжки, тает в морозном небе.
***
Мамка склонилась над спящим сыном. Славный мальчик вырос. И впрямь, утешение в горе. Сильный, ловкий, совсем, как отец. И статью в него пошёл – высокий да плечистый, и лицом, и характером. Залюбовалась мамка дитём, невесомо гладит длинные чёрные волосы, проводит пальчиком по дугам чёрных бровей, легонько касается тёплой ладонью щеки. Улыбается навстречу распахнувшимся тёмно-карим глазам-озёрам:
– Умаялся, сынок. Подкрепись ароматной похлёбкой. – Женщина скользнула к очагу.
Сянуме тряхнул головой, прогоняя остатки дрёмы, поднялся, потягиваясь. К его ногам упало белое перо с чёрными крапинами, складывающимися в загадочный узор.
Сянуме получает помощников
Мамка уж давно управилась с посудой, сходила за свежим снегом, и тихонько устроилась на покой, укрывшись пологом. А Сянуме всё рассматривал в задумчивости перо белой куропатки, сидя у очага. Откуда бы ему взяться посреди тёмного месяца? Разве что прямиком из сна в руки упасть. Только подумал – перо замерцало, запульсировало на ладони, покатились от него тёплые волны – золотые да серебряные, а чёрные крапины узора в стрелу сложились. Обомлел молодой охотник. Много слышал он о чудесах и от мамки, от почтенных стариков, однако, сам не сталкивался до сих пор.
– Здравствуй, Сянуме! – Охотник вскочил, от неожиданности стряхнув перо с широкой ладони. Оно закружилось по чуму, поднимаясь вверх, в сопровождении добродушного смеха.
Парень обернулся, провожая перо глазами. У распахнутого полога чума стоял гость. Бубенчики на его шапке мелко тряслись, сощуренные от смеха глаза лукаво поблёскивали.
– Ов-хов! – радостно воскликнул Сянуме при виде шамана. – Давно тебя не было видно, уважаемый Тубяку. Иди к очагу. Надеюсь, путешествие твоё удачей завершилось.
Шаман движением руки остановил перо белой куропатки напротив щёлочек глаз, внимательно изучил узор, в который вновь сложились чёрные крапины, и удовлетворённо кивнул. С надеждой смотрел молодой охотник на могущественного Тубяку, разгадок ждал. Дунул Тубяку на перо, отправляя его в сторону Сянуме. Оно послушно скользнуло вверх и плавно опустилось на грудь парня. Шаман устало потёр лоб:
– Хо-ов! Моё путешествие завершилось, а твоё только начинается, славный воин. Призвали Матери тебя на помощь. Нельзя медлить. Запрягай лучших оленей в нарты, спеши. Небесный гвоздь>3 путь укажет. Дам тебе в попутчики своего любимого дямадэ – белого волка. И помни – никто, кроме тебя, не в силах справиться с бедой.
Заплакал от досады Сянуме:
– Ов, деу-деу! Зачем загадками говоришь, почтенный Тубяку? Обрадовалось сердце моё, когда глаза тебя увидели. А уши слышат слова твои бессмысленные и слезами сердце заходится.
– Эх, сынок, твоё сердце само видеть и слышать умеет. Не мешай ему, просто следуй за зовом Матерей.
***
Шаман проводил Сянуме до берега Медвежьего озера, а там велел притормозить. Легко соскочил на скрипучий плотный снег:
– Ещё одного помощника дам тебе здесь. – Ударил Тубяку в бубен, затянул песню.
Закружился на середине стылого озера небольшой – размером с собаку – колючий вихрь, засвистел тоненько, стремительно приближаясь; рухнул сугробом к ногам шамана рядом со смирным белым волком. Вылез из сугроба баруси. Сянуме глядит во все глаза, не надивится:
– Эй-неначай! Вот так помощник: одна рука, одна нога, один глаз, одно ухо…
– Зато ума побольше, чем у двуногого верзилы, однако. Тубяку-Тубяку, зачем к этому невеже привязываешь?
Стыдно стало охотнику:
– Не держи волка в сердце на меня, баруси. Хочешь, имя тебе подарю?
– Ов-хов! Не так и плох верзила, как думал я. Сможем вместе стадо оленей гнать. Давай имя. Только чтобы красивым было, как летний год, и таинственным, как зимний>4.
– Прими имя Денду>5, уважаемый баруси. – Сянуме протянул попутчику ладони, сложенные ковшом. Тот принял невидимое подношение, прижал к груди и улыбнулся половинным ртом.
