В какой-то момент Ефросинья Евгеньевна Кактусова поняла, что в ее случае высшее образование не гарантировало ей ума и житейской мудрости. Когда дело касалось работы, профессии, то ей не было равных по уму и сообразительности, а вот если речь заходила о каких-то женских хитростях, устройстве личной жизни, она всегда оказывалась на последних позициях.
В семье Фроси сложился особый культ отца. Евгений Григорьевич являлся весьма незаурядной личностью с сильным характером. Про таких обычно говорят – человек со стержнем. Известный физик-ядерщик, со своими взглядами и убеждениями, совершенно аполитичный, Евгений Григорьевич всегда боролся за справедливость, ощущение коей было у него отточено до абсолюта. Причем ему было все равно, кто перед ним, простой дворник или партийный чиновник.
Понятно, что с такой жизненной позицией профессору Кактусову в годы советской власти пришлось нелегко. Руководство, обеспокоенное тем, что ведущий специалист остается беспартийным, разными способами пыталось заставить Евгения Григорьевича вступить в коммунистическую партию – и по-хорошему, суля поездки за границу и повышение оклада, и по-плохому, грозя понизить по службе вплоть до статуса младшего научного сотрудника, сделать «невыездным», не номинировать на государственные премии, лишить правительственной дачи и еще много чего. Но ученый был неисправим и неумолим. Он так и заявлял, глядя начальству в глаза:
– Можете хоть кожу с меня содрать, но я от своих убеждений и взглядов не откажусь. Если я говорю, что этот человек – жирная свинья и взяточник, то, значит, так и есть. И ничего другого я ему не скажу, не покривлю душой. И я не хочу быть в рядах партии, где вижу много негативных моментов. Сказать, каких именно?
– Нет! – хором отвечали Евгению Григорьевичу.
И Кактусов замолкал с торжествующим видом. Кстати, внешность его соответствовала внутренней мощи – высокий статный мужчина со стоящими дыбом черно-седыми волосами, этакая соль с перцем, и с очень внимательным, пронзительным взором.
Конечно, при таких взглядах гнить бы ему в лагерях как политическому врагу родины, но компартия Советского Союза не могла пойти на это в период гонки вооружений. Потому что, если бы не стало Кактусова, развитие ядерной промышленности (да что там, скажем честно – ядерного оружия) остановилось бы на несколько лет. То есть самое главное – гонка вооружений, на чем держалась политика того времени, была бы проиграна. А этого допустить было нельзя, что понимали все. И в руководстве тоже. Поэтому Евгений Григорьевич оставался на свободе, пользовался привилегиями, словно являлся членом партии. Только вот на съездах и конференциях ему не давали много времени для выступления, особенно перед иностранными коллегами, ссылаясь на то, что товарищ Кактусов очень замкнут и очень занят.
На самом же деле Евгений Григорьевич был даже очень общительным человеком и всегда находил время для личной жизни, несмотря на колоссальную занятость и загруженность на архисерьезной работе. Будучи мужчиной видным, он пользовался успехом у женщин. Буквально легенды ходили о количестве любовниц у товарища Кактусова, что также было вне рамок советского общества, главной ячейкой которого являлась семья. Но и на это приходилось закрывать глаза. Правда, несколько раз на собраниях поднимался вопрос об аморальности его поведения, но опять же не смогли на него ничем надавить, потому что исключить из партии того, кто в ней не состоит, невозможно. И взывать к совести человека, у которого загораются глаза при виде любой женщины, тоже бесполезно. Кактусов только отмахивался и напоминал о своей честности по отношению к дамам, ведь профессор и им умудрялся признаваться в лицо, что он форменный бабник.
– Евгений Григорьевич, вы уже в таком солидном возрасте! Как вы можете вести себя так легкомысленно? – корило ученого начальство. – Пора бы уже обзавестись семьей! Пошли бы дети, внуки… Ну, не нам же объяснять вам законы существования человечества?
А Евгений Григорьевич смеялся в ответ:
– Уважаемые товарищи, вмешательство в личную жизнь вообще недопустимо! И не дозволено ни партийным органам, ни каким-либо другим! Я не вижу рядом с собой достойной меня женщины. Может, я вовсе не создан для семьи, и в этом моя особенность. Мне кажется, честнее не жениться совсем, чем создавать так называемую крепкую семью и изменять супруге направо и налево. Честнее уж жить, как я, тем более что женщины на меня не в обиде, – честно признался профессор. – Кстати, про детей-внуков вы так говорите, мол, пошли бы, словно они грибы. Так вот что я вам отвечу – я не грибник!
Кактусов оказывал на представительниц слабого пола просто-таки магическое действие. Что ж, он был красив, умен и остроумен. И крутил любовь направо и налево, не брезгуя даже женами друзей, так как не мог пропустить мимо ни одну женщину. Но Евгений Григорьевич никогда ничего и не обещал своим любовницам. А вот помогал им, пользуясь своим служебным положением, всегда. Например, доставал продукты, путевки для заграничных поездок и талоны на отоваривание в пресловутых магазинах «Березка», где только и можно было купить чешский хрусталь, американские джинсы и французские духи. Он всегда откликался на просьбы о помощи в трудную минуту и устраивал родных и близких своих любовниц (зачастую и их мужей тоже) в лучшие ведомственные больницы, а детей в детские сады и пионерские лагеря.
Дамы любили и ценили Кактусова. И каждая понимала, что он не способен принадлежать только ей одной, поскольку не вписывается в рамки семьи. Да и вообще, какая бы женщина могла быть единственной рядом с такой личностью, чтобы все ему прощать и не расплавиться в лучах его славы?
Но, конечно же, все свое основное время профессор Кактусов посвящал физике и математике, главной страсти его жизни. Мозг ученого работал как компьютер, когда еще и понятия-то такого не было. Может, поэтому Евгению Григорьевичу и не везло с женщинами, потому что он сразу просчитывал каждую из них от первого взгляда до последней ухмылки.
И вот когда все смирились, что ведущий ученый так и останется холостяком, в институт на кафедру физики биологических тел взяли молоденькую лаборантку Зинаиду, совершенно ничем не примечательную внешне, этакую тихую и спокойную «серую мышку». Евгений Григорьевич не сразу ее заметил, но когда вышел из своих исследований и расчетов, не смог пройти мимо. Тут-то и началось самое интересное. Зина, несмотря на внешнюю хрупкость и трогательность, проявила прямо-таки кремниевый характер. На все попытки известного ловеласа сблизиться она отвечала твердым «нет». Сначала это забавляло ученого, потом его охватил азарт и еще какое-то доселе неизвестное ему чувство, а затем мужчина просто заболел, да, заболел ею, перестал есть и спать.
