1.
Сколько Юлька просидела в оцепенении, она не знала. Может, минут пять, а может, и больше. Затем лихорадочно вскочила и выглянула из комнаты. В коридоре никого не было. Открыла первую попавшуюся дверь и увидела стол, замусоренный объедками. Где выход, она понятия не имела. Тыкалась во все закоулки, обнаружила ванну-бассейн с двумя душами, унитазом и биде. Окна в этом заплеванном бабоприемнике были большими, но тоже забраны в железную сетку. Шарахалась от одного зарешеченного окна к другому. Все было напрасно, пока не оказалась в холуйском туалете. Там и обнаружила открытую форточку. Форточка была квадратной, а не прямоугольной, как в городских квартирах.
Взобравшись на подоконник, Юлька просунула в форточку руки, голову и плечи. Подумала, хорошо, что у нее мальчишеская попа, не как у Вали Пинегиной. Она выскользнула наружу и спикировала, выставив вперед руки, в колючий кустарник. Не чувствуя царапин, рванулась к воротам. Но вовремя заметила огонек сигареты охранника. Кроме мусорных баков, никакого укрытия поблизости не было. Не раздумывая, кувыркнулась в один из них. Бак был заполнен на половину – забралась в углубление, забросала себя сверху арбузными корками и замерла.
Со стороны купальни донеслись громкие голоса. Юлька разобрала лишь голос хозяина – холеной золотозубой морды в полковничьем звании. Возвращались они напрямую, поднимаясь к своему ментовскому кишлаку по невидимой тропе. Оказывается, в высоченном заборе была еще и калитка, скрытая кустами, причем открытая. Через нее купальщики и попали во двор.
– Закрой! – приказал Холеная морда бородачу, пнувшему в парковой аллее улепетывавшего пижона Толика.
– Ключи, блин, от калитки выронил, – пробубнил бородач.
– Иди, ищи! – распорядился хозяин и пошагал в дом.
Тот отправился к купальне. Остальные тоже скрылись в кишлаке. Юлька уже собралась метнуться к калитке, когда на крыльцо высыпали все во главе с хозяином.
– Сбегла сучка! – процедил он. – Обшарьте все кусты и берег! И приволоките девку в кишлак! Фонари захватите!
Юлька слышала, как полковник топтался на ступеньках, и молила Бога, чтобы он скорее ушел. Но тот уходить не собирался.
Прошло минуты три. Скрипнула калитка.
– Нашел ключи? – спросил хозяин.
– Около мостков валялись, – прогудел тот.
– Если еще раз разинешь рот, без бобла останешься. Закрывай калитку и глянь в мусорный бак.
– Зачем?
– Кошелка сбегла. Через форточку.
Юлька вжалась в мусор. Мир для нее перестал существовать. Ее всю заполнила злость. Если Бородач обнаружит ее, она выцарапает ему глаза. У нее есть еще зубы, ноги, локти. А потом пусть, хоть застрелят!
Она заметила, вернее, ощутила, как над баком нависла тень. Бородач недовольно сопел, ковырнул пальцем арбузную корку. Доложил:
– Нет тут никого, одна вонь.
– Ладно. Бери фонарь – тоже искать!
Юлька прислушалась. Ни звуков, ни шевелений. Высунула голову наружу. Двор был пуст, на крыльце никого не было. У ворот маячила в свете прожектора фигура охранника с автоматом. Оставалось дождаться, когда он повернется спиной – и к калитке. Только надо поймать момент.
Наконец, охраннику надоело шагать туда-сюда, Он опёрся о столб и стал прикуривать. Самое время!
Юлька выметнулась из бака, двумя кошачьими прыжками скрылась в кустах терновника и подползла к забору. До калитки было рукой подать. Охранник у ворот пялился на огни фонарей, шаривших по кустам.
Калитку она перемахнула легко. Аллеи парка и дороги ей противопоказаны. Надо напрямую – к домам. Там ее вряд ли станут искать. Она стала карабкаться по крутому и темному склону наверх. Выбравшись, заспешила в пустую окраинную улицу…
Чем ближе к дому, тем медленнее Юлька шла. К ногам будто привязали гири. Думать о том, что случилось, не хотелось. Единственное желание, которое будоражило почти отключившийся мозг – исчезнуть, раствориться в пространстве, чтобы не видеть этот город и не чувствовать одуряющий запах майской сирени, смешанный с вонью мусорного бака. Но вешаться, топиться или прыгать с седьмого этажа дома, где она жила с родителями, Юлька не собиралась. Даже мыслей об этом не возникало. Им не давала выхода переполнявшая ее злоба. И к пижону Толику, удиравшему прыжками по аллее. И к усатому чуреку с золотыми зубами, провонявшему чесноком. И к его холуям…
Нет, жаловаться я не пойду, позор мне ни к чему, думала она. Да и кому жаловаться, если Юлька узнала его. Любая жалоба замкнется на него самого. Его холеная физиономия иногда появлялась на экране телевизора. Отвечал, сволочь, на вопросы телезрителей, рассказывал, как успешно борется с преступностью…
Она шла домой, а ноги отказывались повиноваться. Дома встретят мама с папой. Взглянут требовательными глазами: где это их дочь – выпускница школы шлялась почти до рассвета? С кем была? Чем занималась?
Ну что им объяснить? Не рассказывать же о том, что стряслось с их единственным ребенком! А придумывать, как обычно, оправдание, у нее не было никакого желания. Главное, быстрее упасть в постель и спать, спать, спать. Чтобы все показалось после пробуждения дурным сном. А потом, в школе, небрежно бросить рюкзачок под парту и сказать презрительно:
– Трусишки-то поменял, Толик?
Юлька брела по пустынным улицам и ничего не боялась. Отбоялась на всю оставшуюся жизнь. На проспект, где стоял старономенклатурный родительский дом, выходить не стала. Подобрала по дороге кирпич и свернула в темный переулок. Пусть только кто привяжется! Кирпичом по голове – и все дела. Одним подонком станет меньше. И никто убийцу искать не будет. А если и будут, то не найдут. Кто подумает на пай-девочку из профессорской семьи, отличницу и чемпионку города среди школьников по стрельбе из малокалиберной винтовки?..
