Часть 1. Глава 1. Утро воспоминаний
2011 год,
Санкт-Петербург
Алексей
Я шуганул кошку с
постели, с трудом сел на кровати и подумал, что отмечать день рождения посреди
рабочей недели это все-таки плохая мысль. Господи, как меня так угораздило-то?.. В последний раз я подобным
образом упивался еще когда на УВД пахал, а было это настолько давно, что почти уже
в прошлой жизни…
В кармане джинсов верещал
сотовый – он-то меня и разбудил. Знать бы еще, где эти джинсы. События
вчерашнего вечера вспоминались туго, со скрипом, а некоторые моменты вообще
отказывались всплывать в памяти. Повод был, конечно, веский. Во-первых, у моей
любимой женщины – Наденьки – случился вчера юбилей, а во-вторых, Марина меня
бросила. Тоже вчера. Может быть, в этот раз даже навсегда.
Где же джинсы?..
Наплевать на звонок я не мог – помнил, что сегодня пятница, вполне рабочий
день. Антон уехал в командировку, а меня оставил в конторе за старшего: сейчас
должно быть, все тридцать два наших сотрудника поочередно мне названивают.
Джинсы я нашел аккуратно висящими
на спинке стула, и, хотя телефона в их карманах все равно не было, меня это уже
не сильно волновало, потому как посреди моей спальни лежал некий предмет,
которого быть здесь никак не должно. Черная замшевая туфля, определенно
женская. Мне резко поплохело.
Черт! Черт! Черт! Неужели
я допился до того, что позвонил вчера Марине и попросил прощения? А она
простила. Ну, вот за что мне это, а?
Теперь я уже ясно слышал
шум душа. Не выпуская из рук туфлю, дополз до двери ванной, дернул ручку –
заперто – и тихонько поскребся в дверь.
— Я сейчас! – звонко отозвался женский голос. –
Минуточку!
С одной стороны я
приободрился, голос явно был не Маринкин – что хорошо. Правда, я, хоть убей, не
помнил, как зовут его обладательницу, и как она выглядит – что не очень хорошо.
Я молча сполз по косяку
на пол, приложил к горящему лбу холодный металлический каблук и попытался хоть
немного восстановить в памяти события вчерашнего вечера…
***
Итак, отмечали день
рождения моей любимой женщины, Наденьки Аристовой. Муж моей любимой женщины как
раз сегодня уезжает в Москву по работе, потому и собрали они компанию не на
выходных, как следовало бы, а в будний день. Гуляли дома у Аристовых, что
значительно сужало круг: значит та, что заперлась в моей ванной, мне более-менее
знакома. Путем логических умозаключений я установил, что это либо это одна из
подруг Наденьки по работе, либо кто-то из ее бывших однокурсниц, либо коллега
Стаса – ее мужа.
Первое и второе очень и
очень сомнительно: дело в том, что моя Наденька судебный медик, а отношения у
меня с представителями этой профессии сложные. Исключая Наденьку, конечно, но с
ней мы еще в школе вместе учились, так что это песня отдельная. А остальные… что
говорить, если эти дамы весь вечер громко обсуждали эффективность применение
опарышей[1] в
медицине. С чувством рассказывали, что, если поместить личинку в загнившую рану
на некоторое время, то она, не будь дурой, сожрет все мертвые клетки, оставляя
ткани чистыми. Нет, не мог я уехать домой ни с Надиной подругой, ни с
однокурсницей. Мне столько просто не выпить!
Преподавательницы –
коллеги Стаса? Вот это уже теплее… Я даже оживился, вспоминая. Была там одна
такая в коротком голубом платье. Очень коротком. Даже имя ее помню – Мила. Да-да, сейчас вспоминаю: как раз во
время разговора об опарышах Марина заявила, что ее вот-вот стошнит, и вышла на балкон
освежиться, а эта Мила подсела ко мне и начала рассказывать что-то о
непонимании современным обществом всей значимости поэзии раннего Гумилева. И
так, черт возьми, она хорошо рассказывала, что мы пошли с ней танцевать
аргентинское танго под Катю Лель. Точно-точно! А потом вернулась Марина и очень
эмоционально заявила Миле, что безвкусно надевать под голубое платье красное
нижнее белье. Мила ей, кажется, возражала. В это время судебные медики – среди
них были не только женщины – немножко увлеклись спором об опарышах, и один даже
предложил другому выйти на лестничную площадку и решить вопрос по-мужски. Я
начал их разнимать, отвлекся от Марины и упустил момент, когда она, не простившись
с коллективом, покинула квартиру.
***
Значит, Мила! Внеся хоть
какую-то ясность, я сравнительно легко поднялся с пола и почти бодро добрался
до кухни – попить минералки. Но тут воспоминания поперли уже против моей воли…
***
Договорить о Гумилеве нам
так и не дали: через какое-то время после ухода Марины явился муж Милы. Он тоже
громко и возмутительно говорил что-то о красном нижнем белье, но моя Наденька
обладает способностью урегулировать любые конфликты, так что через десять минут
мы втроем – я, Мила и Муж уже пили за знакомство. Вечер подходил к концу, так
что вскоре они ушли, а следом двинулся домой и я.
Машину в тот день я
предусмотрительно оставил у дома, потому возвращался на такси. В дороге успел
протрезветь, вследствие чего мне сделалось тоскливо и одиноко. Не желая
заканчивать вечер, по пути домой я наведался в ночной клуб – хряпнуть вискаря
на дорожку. У барной стойки сидели штук пять девиц. Заводить знакомство ни с
кем я вроде не собирался, но одна из них обратилась ко мне сама. Даже не обратилась,
а просто собралась прикурить, но не смогла найти зажигалку – ну как было не помочь?
Разговорились. Помню, она сетовала, что мосты, мол, уже развели, и ей,
бедняжке, теперь придется коротать ночь в этом клубе. В общем, мы поговорили в
таком духе минут десять, потом купили еще бутылку вискаря и направились ко мне.
***
Н-да… а ее имя и внешность я, между
тем, так и не вспомнил. Собрался уже смириться с этим фактом, но тут взгляд мой
упал на женскую сумочку, живописно лежащую посреди прихожей. Ничуть не
смущаясь, я вдоволь порылся внутри, но ничего предосудительного не увидел, даже
наркотиков. Зато нашел паспорт на имя Караваевой Юлии Александровны с пропиской в
доме на Петровской набережной – хм, действительно через мосты ей ехать нужно
было.
Едва я успел пристроить паспорт
на место, как из ванной выплыла сама Юленька. Она оказалась, пожалуй, хорошенькой.
Нет, правда, после того, как весь вечер алкоголил со страшной силой, я и не
ожидал подцепить девчонку настолько симпатичную.
— Доброе утро, Юля, — бодро поздоровался я.
— Доброе утро… — пролепетала она, стыдливо
кутаясь в не слишком широкое полотенце. И судя по тому, как она на середине
оборвала фразу, я понял, что ее мучают те же вопросы, что и меня минуту назад: «Надо
же было так напиться?», и «Как, интересно, его зовут?».
— Леша, — подсказал я и отдал сумочку, которой
она тоже прикрылась как могла.
