Тихим морозным вечером маленькая седая старушка сидела на кухне и ждала дочь из института. На столе стоял давно остывший чай и лежало надкусанное печенье. Мария Ивановна еле смогла проглотить один кусочек. В горле стоял ком, в голове одна за другой проносились мысли. В основном дурные, но она старалась гнать их подальше, изо всех сил силилась не думать о плохом.
– Нет, я слишком стара для этого! Я этого просто не переживу! Ну где же она?! – Размышления вслух немного успокаивали, – уже почти семь, где носит эту девчонку?!
В другой день Мария Ивановна не стала бы так переживать, что ее дочь задерживается в институте, или на встрече с подругами, или даже на свидании, но сегодня на кухонном подоконнике лежал увесистый конверт, который коренным образом мог изменить жизнь их обеих. Время тянулось очень медленно, стук часов заглушало биение сердца женщины.
– Надо хоть телевизор включить, – произнесла встревоженная мать, встала с места и подошла к окну. Она вгляделась в освещенный фонарем двор, но представленная картина не принесла ей ничего нового. – Нет, не хочу…
Мария Ивановна родила дочь довольно поздно, врачи поставили ей приговор бесплодие и к сорока годам, когда они с мужем и не помышляли о ребенке, женщина узнала о беременности. Аня досталась супругам очень тяжело. Почти всю беременность Мария была прикована к постели и сложные роды подорвали ее и без того шаткое здоровье. Но несмотря ни на что в новогоднюю ночь появилось на свет их сокровище, их принцесса, их Снегурочка. Анечка и правда была похожа на Снегурочку: большие голубые глаза; белая, словно фарфоровая кожа; немного вьющиеся белокурые локоны обрамляли лицо, пухлые губки часто радовали родителей задорным смехом. Маленькой девочкой она походила на куколку с новогодней открытки, таких детей снимают в рекламе и кино. Повзрослев она обрела красивую стройную фигуру и стала настоящей русской красавицей, лицо которой, портила лишь одна небольшая деталь – небольшой шрам на подбородке после неудачного падения с велосипеда, в остальном ее внешность можно было назвать безупречной. Мария Ивановна и Григорий Петрович не могли нарадоваться на дочурку. Год назад Григорий Петрович ушел из жизни и сейчас старушка так сетовала на это. Ведь они могли бы вместе ждать дочку сейчас, он бы поддержал старую больную женщину, нашел слова, чтобы успокоить, может даже посмялся бы над ситуацией, над тем как Мария Ивановна считает свои шаги и минуты… Но мужа не было рядом в такой значимый для их семьи момент, а дочь как назло не торопилась домой.
Мария Ивановна снова подошла к окну и взяла с подоконника конверт. И почему она не обладает рентгеновским зрением, как супергерои в этих глупых зарубежных фильмах, которые так любит ее дочь?! И ведь умная и способная девочка, а так любит эту дрянь, только мозги засорять. Размышления о несовершенстве Американского кинематографа отвлекли женщину, когда она неожиданно услышала такой долгожданный для себя щелчок дверного замка. Старушка поспешила к выходу, на пороге стояла запорошенная снегом Аня, тушь немного потекла, красный румянец окрасил фарфоровую кожу. Анна стала похожа на подарочную куклу.
– Ну и снежина там! – Аня стала снимать и стряхивать одежду на площадке перед входной дверью. Снег стремительно превращался в воду и стекать по лицу, волосам, огромной меховой шапке и отвороту дубленки. – Представляешь, пока в лайне ехала, не было. А вышла, он как повалил.
– Дочунь, я вся заждалась. – Мария Ивановна, не зная куда деть себя начала похлопывать руками по карманам халата.
– Мам, ты что такая бледная? – Девушка начала подозревать неладное. – Случилось что-то?
– Да нет, солнышко, ничего не случилось. Там тебе конверт пришел, большой такой, тяжелый. А я жду тебя, жду. А ты все не идешь, не идешь. – Старушка разговаривала прерывисто, сердце готово было вылететь из груди. – Сама знаешь, как тяжело ждать.
– Это то, о чем я думаю?! О Божечки мои, как долго я ждала! Целую вечность! – Аня залепетала и запрыгала вокруг матери как горная лань.
– Там на кухне, на подоконнике. – Любящая мама заботливо взъерошила волосы возбужденной дочери. Той не терпелось, и она в два прыжка оказалась рядом с заветным конвертом.
Дрожащими руками Аня разорвала пакет, потом несколько минут вглядывалась в написанные на бумаге, цвета слоновой кости, слова. По ее лицу было видно, что она не верит своим глазам и перечитывает написанное снова и снова. Мария Ивановна уже поняла по лицу дочери, что их жизнь кардинально измениться, но в ее душе теплилась надежда, что это не так.
– Мама! Я еду в Китай! Еду, понимаешь? Я вытянула счастливый билет! Китай, мама! – Аня принялась обнимать и целовать мать, у обеих из глаз гадом полились слезы. – Пойду позвоню Таньке, она вообще обалдеет! – Вытирая глаза руками, девушка вышла в коридор и начала рыться в сумке, в поисках телефона.
Заплаканная старушка осталась на кухне одна. Она подошла к окну и взяла с подоконника конверт, так небрежно брошенный ее дочерью. Помимо заветного письма в конверте лежали увесистые брошюры, на которых были изображены юноши и девушки европейской и азиатской внешности. Они ловили лепестки сакуры, летящие с дерева. Брошюры дублировались на русском, китайском и английском языках. В отличии от дочери Мария Ивановна владела только русским языком, поэтому взяла самую понятную для себя книжицу, а остальные отложила. Глянцевая бумага пестрила призывами построить свое будущее в Китайской Народной Республике, были перечислены все плюсы стажировки молодых специалистов в Китае. Женщина поглаживала гладкую страницу, в ее голове вихрем неслись мысли. Теперь ее дочь точно уедет. С одной стороны, стало немного легче, так как исход уже известен и не надо томить себя ожиданием, сомнениями о будущем. Но с другой стороны, как она будет тут одна, без своей девочки! И как ее малышка, ее единственное дитя, будет там одна в совсем незнакомом мире!
Мам! – Аня прервала тяжелые размышления. – Танька зовет отметить это дело. Ты не возражаешь? Ты не переживай, до лета мы точно вместе. Я закончу институт и уеду только после выпускного. Так что у нас еще полгода вместе. Я все тебе подробно расскажу. А сейчас я побегу, ладно? Не обижайся, хорошо? – девушка поцеловала маму в макушку и побежала собираться, оставив на кухне одну, в размышлениях о неизвестном будущем, свою горячо любимую старушку.
