Алексей Хабаров - Шелковая жизнь

Фото автора книги

Алексея Хабарова

Алексей Хабаров,

шарж на самого себя

Алексей Хабаров родился в г. Ташкенте 11 января 1957 года в интеллигентной и очень разносторонней семье, хорошо известной в Ташкенте.

Дедушка по материнской линии, Борис Николаевич Калмыков, был известным рентгенологом, прототипом врача из романа А. Солженицына «Раковый корпус». Младшая дочь Бориса Николаевича, Ирина Борисовна, тоже стала врачом – известным в Ташкенте гематологом, а ее сын Петя продолжил дело деда и выучился на рентгенолога…

Мама Алеши, Галина Борисовна Калмыкова, – пианистка, профессор Государственной Консерватории Узбекистана, лично знавшая Р. Керера, И. Слонима. Папа, Марк Алексеевич Хабаров, – сталелитейщик, преподаватель Политехнического Института, автор ряда изобретений. Бабушка по отцовской линии, Нина Николаевна Хабарова, – преподаватель английского в Институте Иностранных Языков г. Ташкента… Бабушка водила дружбу с английскими коммунистами, бежавшими в СССР за лучшей долей, и пыталась и Алешу приобщить к английскому языку. Другой дедушка, «Алексейсаныч», дружил с известными композиторами Борисом Бровциным и Георгием Мушелем, прекрасно музицировал и знал много песен.

Родившись в такой разносторонней семье, Алеша не мог стать другим: он был мечтателем, большим ребенком, добрым, умным, светлым, очень интеллигентным и талантливым. И, конечно, красавцем: высоким, белокурым, с большими ясными голубыми глазами. По рассказам очевидцев, Алеша разбил немало сердец (я даже знаю одно из них), но это было позже…

Маленький Алеша был очень любопытен: он рассказывал мне о том, что, достав маму очередными расспросами и получив ответ «Не знаю», он забегал вперед, раскидывал руки, загораживая проход и говорил: «А ты предположи…»

И был очень добр: в их доме всегда водилась всякая живность, которую спасали и выхаживали. Яркое воображение и наблюдательность не давали ему скучать даже тогда, когда все уходили на работу, а он оставался во дворе один.

Семья была большая и очень дружная. Жили они в частном доме на ул. Гоголя, 76, и хотя вскоре после землетрясения семья переехала в новую многоэтажку на Ц-5, а Алеша со временем перебрался в Москву, всю жизнь в мыслях и рассказах он постоянно оказывался там, на ЕГО улице, где прошло ЕГО детство, такое беззаботное, счастливое, наполненное любимыми людьми, чудесами, новыми открытиями, маленькими победами. Его игры с братом под маминым концертным роялем, купание с собакой, походы с дедом в зоопарк, бабушкины пироги с вишней и торт «Мазурка»…

В какой-то момент зрелой жизни впечатления переполнили Алешу и вылились в серию рассказов о маленьких, но таких важных для него встречах, вещах, моментах, случаях…

Его корни навсегда остались там, на Гоголя, 76, с мамой, папой, бабушкой, дедушкой, тетей Ирой и братом Петей, овчаркой Азкой, курами, ежиками, черепашками, падающими спелыми сливами, огромным фруктовым садом и шелкопрядами… Так начиналась Алешина Шелковая жизнь.

«Близкие горы»

Работа Алексея Хабарова

«Дом на ул. Гоголя 76, Ташкент»

Работа Алексея Хабарова

«Лысый ежик»

(иллюстрация к рассказу

«Мошонка с ушами»)

Рисунок Алексея Хабарова

Алексей с мамой, Галиной Борисовной Калмыковой

Алеше 6 лет

Месяц назад мы покрасили пол в необыкновенный цвет. Раньше пол тоже был крашеный. Такой же, как в доме у бабушки с дедом, который находился в другой стороне нашего двора. У всех в Ташкенте, кто жил в старых одноэтажных домах, полы были крашенные. У всех – одним и тем же унылым коричневым цветом. Краска называлась смешно – «сурик». Точно так, как телефонного мастера с большим носом и маленькими усиками, который иногда к нам заходил.

В ташкентских магазинах выбор советской масляной краски был такой: сурик – для жестяных крыш и деревянного пола, светло – зелёная – для панелей на кухне, белая – для оконных рам и чугунных батарей. Очень редко продавалась краска, которая называлась «слоновая кость». Такой же были покрашены стены в нашей кухне. И это, как шутил папа, был уже «разврат».

Однажды в субботу папа Марк купил дефицитную иностранную краску. Как он говорил – «в кишлаке, по случаю». Она называлась «Синтолюкс». Краска была ярко – жёлтая. В открытой банке она сияла так, будто туда вставили лампочку. Мама Галя посмотрела на краску и сказала, что влюбилась в неё.

– Давайте покрасим ей пол! Ни у кого не будет такого красивого, солнечного пола. Мы будем первые, – предложил папа.

– Я согласна! – засмеялась мама. – Я тоже буду красить, только дайте мне кисточку. У нас уже есть жёлтая шёлковая занавеска – сюзане с вышитыми бабочками. Пусть будут и полы жёлтые. Я чувствую, что с этими жёлтыми полами у нас начнётся новая жизнь.

Папа вздохнул. Полы он покрасил суриком к моему рождению – семь лет назад.

– Старая краска тоже была хорошая, но эта будет ещё лучше, – добавила мама и посмотрела папе в глаза – снизу вверх.

– Я не против, – сказал папа Марк и пошёл в кладовку за кисточками.

Уже в понедельник у нас был новый, ярко – жёлтый пол.

С тех пор я стал просыпаться раньше всех. Наша единственная комната днём была гостиной, а ночью – спальней. Для родителей был диван. Для меня – кровать. Теперь я специально просыпался очень рано, чтобы полюбоваться на жёлтый пол. Когда солнце заглядывало в наше большущее окно сквозь ветки огромной сливы, на жёлтом сюзане и на жёлтом полу начиналось «кино». Шевелились тени листьев. Качались ветви. Прилетали и улетали воробьи и горляшки. Даже бабочки, которые порхали, пытаясь влететь через стекло, тоже отражались. Живые бабочки летали по сюзане вместе с вышитыми. Тени, лучи и блики получались всех оттенков жёлтого – от почти зелёных до почти оранжевых.

Родители уходили на работу. А я уходил играть во двор.

Был месяц май. В детсад идти не надо, в школу – только в сентябре. Всё лето впереди. Во дворе масса интересного – ромашки и мальвы, жуки и ящерицы, скворцы и удоды…

Но теперь я нет – нет, да забегал домой – поглядеть: как там новый пол?

Я всё не мог привыкнуть к тому, что у нас есть такая красота. Пол был необыкновенно гладкий – словно шёлковый. И уютно пах ёлкой. Я доставал жёлтые кирпичики «Лего», ложился на жёлтый пол и думал: «Что же ещё такого будет у нас в новой жизни, про которую говорила мама?»

Как-то раз, когда рыжий лилейник не отцвёл даже наполовину, к нам зашла соседка – тётя Женя. Под мышкой у неё была фанерная посылочная коробка, с обломанной сургучной печатью и адресом, написанным химическим карандашом. Я видел в окно, как она разговаривает с мамой и показывает что-то в коробке.

– Алёша, – позвала мама, – иди к нам!

– Здравствуй! Это тебе подарок, – сказала тётя Женя. – В прошлом году я обещала коконы. Помнишь?