О! Пустой, посеревший склон,
Безмятежно стоишь над волнами!
Сколько душ на тебе ушло в вечный сон?
Как ты горем не тронут веками?
О! Пустой, посеревший склон!
Скорбна песнь одинокой оливы…
Сизых вод отдаленный звон,
И не шепчет рожь – твоя грива.
Беспокойно дыханье весны,
Милый вестник цветов возрожденья,
Даже он не сокроет вины,
Что глушит твое радостно пенье…
Я взошел на утес в тот день,
Где я встретил его впервые,
На рассвете, что цвел как сирень,
Он сидел, вливаясь в стихию…
Не обмолвившись словом и разу,
Каждый солнца восход мы встречали.
Мы осколки того же алмаза —
Не похожи, но все понимали…
И, сидя спинами друг к другу
У оливы, себя же не знали.
Облака летали по кругу.
Тихо строки стихов мы шептали…
Так прошло двадцать рассветов,
Тех безмолвных, как этот утес,
Неразгаданных наших секретов
И скребущих душевных слез…
Буря небо тьмою покрыло,
Шумный ливень и молний стена
Опрокинулись. Море не стыло,
Вскинув волны, объявляя – война.
Пена, брызжа, в склон вдруг металась,
Ветер ярый оливу согнул,
И кровавые блески впивались
В серый камень, сухую траву…
Я вдали видел, как по утесу
Он взбежал, и на крае крича
Что-то богу об ангельских слезах,
Он пылал, словно свеча…
Я спешил по скользкой дороге,
Окликал его, во весь голос,
Но царапала рожь мне ноги,
А гроза исполняла соло…
И он скинулся с мрачного склона,
Его море в полете схватило,
Он сокрылся в кровавых волнах,
А затем все вдруг застыло…
Море с жертвой сразу притихло.
Небо тоже вдруг отступило.
И утес, все такой же милый,
Лишь меня боль утопила…
Вы за этой личиною вновь,
Маской света, даже гармонии.
Мое сердце разбито в кровь,
В нем печали страшной симфония…
О! Пустой, посеревший склон,
Безмятежно стоишь над волнами!
Сколько душ на тебе ушло в вечный сон?
И одну не забуду веками…