В моем мире живут оборотни. Об этом мало кто знает, но мне, к сожалению, данный факт известен. И не только известен – я нахожусь в пути, конечная точка которого – дом главы клана Волка. Увы, это не экскурсия и не путешествие. Скорее финал моей короткой жизни…
Стоя на пыльной платформе и ожидая монорельс, я с чувством грустной отрешенности осматривала пассажиров, также ожидающих транспорт, что помчится по Великой степи – исконной земле оборотней.
Оглянулась – Меченный Дик, Бешеный Стэн и Внимательный Грейк как и всегда находились позади меня. Дик ближе всего, он быстрее реагировал на опасность, поэтому и всегда был рядом. На пять шагов дальше от него лениво курил Бешеный Стэн, хотя, казалось бы, оборотни не должны курить. Но сизый дым в его сигарете давал вовсе не табак, а без этих сигарет Стэн, и так отличающийся паршивым нравом, и вовсе терял контроль над своей яростью. Так что он курил почти постоянно и одним этим сбивал любых ищеек с пути – никто не мог поверить, что на свете может существовать курящий оборотень. Грейк находился дальше всех, на расстоянии шагов в сорок, и я могла отыскать его лишь по взгляду, который словно чувствовала. В остальном Грейк был совершенно непримечателен – серо-пепельные волосы, невыразительное лицо, серая с коричневым одежда, опущенные плечи типичного неудачника. По Грейку скользили взглядом, не замечая его, и именно это часто становилось фатальной ошибкой для рискнувших напасть.
А такие имелись.
Эти матерые волки охраняли и берегли меня уже больше пяти лет. Я привыкла отыскивать их взглядом в толпе, привыкла, что, стоит мне споткнуться, Дик, являясь бесшумно, словно призрак, всегда поддержит, Стэн защитит, Грейк прикроет. Возможно, это было хорошо, но, увы, в такой опеке гораздо больше минусов, чем плюсов. Я никогда не остаюсь одна. Никогда и нигде.
Поправив рюкзак, медленно прошлась вдоль террасы, затем, подойдя к столику, села. Рюкзак – единственное, что мне разрешили взять из дома, поэтому он был вместительным, здоровым и совершенно неуместным в VIP-классе, где на девицу в потертых джинсах, кедах и выцветшей майке поглядывали с явным неодобрением дамы модельных параметров и их крайне накаченные, поджарые, в основном темноволосые спутники. Раньше, глядя на них, я бы решила, что это какой-то сбор разбогатевших культуристов, теперь точно знаю – оборотни. Читалось это и в чересчур внимательных взглядах, и в едва заметно подрагивающих крыльях носа, когда они сканировали обстановку, незаметно вдыхая воздух. Забавно, но среди их спутниц женщин оборотней не было.
Стоило мне сесть, подошел официант. Ничего не предлагая, он принес заказ, сделанный не мной, – коктейль, в котором не имелось ни капли алкоголя. Еще одно ограничение в моей жизни – никакого спиртного. К этому можно добавить никакого табака, наркотиков, антидепрессантов, ничего. И да, никаких парней, близких подруг, да просто друзей… В общем и целом мое существование можно было охарактеризовать как тщательно охраняемое одиночество.
– Давай без выкрутасов. – Дик, нарушая собственное правило не вступать в разговор, подошел и сел напротив меня.
Мы не здоровались, хотя поначалу я пыталась… года три пыталась быть вежливой, но потом как-то примирилась с бестактностью своих сторожей.
– С чего ты решил, что будут какие-то выкрутасы? – игнорируя коктейль и доставая из рюкзака начатую бутылку с теплой уже водой, спросила я.
Дик был бы достаточно красивым мужчиной испанской внешности, если бы не вечно презрительная гримаса, которая делала нос еще острее, а губы практически незаметными.
– Я знаю это твое выражение лица, – прямо сказал он.
Не отвечая, сделала пару глотков воды, закрутила крышку, засунула бутылку обратно в рюкзак и сделала вид, что мы с этим, сидящим напротив меня оборотнем совершенно незнакомы.
Откровенно говоря, я предпочла бы действительно никогда не знакомиться с Диком. И вообще его не знать и не видеть. Как и остальных. Но так уж вышло, что и мой отец не желал видеть оборотней. Не желал настолько сильно, что в возрасте четырнадцати лет сбежал из Великой степи без документов, денег и вообще непонятно каким образом, потому что оборотни своих полукровок никогда в мир людей не выпускают. Они их держат за существ второго сорта, но не выпускают. А отец как-то умудрился сбежать, сам он потом рассказал, что ему неимоверно повезло… Повезло. Папа сумел сбежать, попасть в приют, быть усыновленным, закончить школу, колледж, стать менеджером в крупной автомобилестроительной компании, жениться и практически вырастить детей. Я росла в замечательной семье с сестрами и братьями до четырнадцати лет.
В день, когда мой мир перестал быть прежним, я вернулась домой очень поздно, задержавшись у подруги. Родители не возражали – Мэгги жила по нашей же улице через два дома от нас, и все равно ее отец всегда провожал меня до дверей, стоял на улице и ждал, пока я забегу, только после этого уходил. Его, как и всех наших знакомых, заразило паранойей моего отца, который всегда чрезмерно заботился о своих детях. В тот жуткий день мне было суждено узнать о причинах папиной паранойи.
Отец сидел во главе накрытого стола, и я в первый момент сильно удивилась тому, что они еще не закончили ужинать, ведь точно знала, что меня не ждут – я всегда у Мэгги ужинала, если не вернулась домой к восьми. А тогда на часах было десять… И я замерла на пороге столовой, удивленно глядя на вздрогнувшего отца и начав подмечать странности – рассыпанный из перевернутой тарелки салат, бутылку с легким вином, горлышко которой оказалось отбито, нож… воткнутый в ладонь отца и пригвоздивший ее к столешнице…
И если сначала мне показалось, что, кроме папы, в комнате больше никого нет, то внезапно вдруг заметила, что в доме посторонние. Странные посторонние. Злые. Опасные. С горящими, как у хищников, глазами и угрожающим обманчиво-ласковым:
– Качина.
Я вздрогнула и переспросила:
– Что?
Мне тогда показалось, что я попала в кошмар, просто какой-то невообразимый кошмар, потому что реальностью эти вторгнувшиеся в наш дом просто не могли быть.
– Качина, – повторил низким голосом сидящий в кресле перед неработающим телевизором мужчина, – переводится – красивая, как куколка.
И он улыбнулся, в полумраке сверкнули неестественно белые острые зубы. Внезапно отец, до этого молчавший, хрипло закричал:
– Мадди, немедленно беги наверх к мате…
Он не успел договорить, как выступивший из темноты мужчина нанес удар. Раздался хрип, хруст, страшный чавкающий звук, и, распоров ладонь, которая была пригвождена к столу ножом, отец повалился на пол.
Я не знаю, почему даже не закричала. Парализованная ужасом, я проследила за его падением, за тем, как воткнутое в столешницу лезвие ножа рассекает папину руку… Но вместо того, чтобы испугаться, я вдруг отчетливо поняла: папа не сможет нас защитить. Никто не сможет. Осталась только я, и мне нужно что-то делать. Единственное, что я в принципе могла, – добраться до оружия. Мы все знали, где оно хранится, и я отлично помнила, что там, возле телевизора, в одном из ящиков лежит папин пистолет. Другой был под столом, еще несколько наверху… Папа очень любил оружие, имел разрешение на хранение и ношение, обучил всех нас, кроме мамы, как с оружием обращаться, и на стрельбища возил нас регулярно. Мама всегда говорила, что это бессмысленно… но именно в тот момент я поняла, что смысл в отцовских уроках был.
