Журчание волн слилось с щебетанием птиц в успокаивающую музыку; нет-нет да прозвучит нечто похожее на пение дудочки или приглушённый стук барабанов. Вечер ступал неторопливо, и красный диск солнца, казалось, замер на полпути к изгибу реки, точно ныряльщик, помедливший перед прыжком.
Андрей не возражал. Наоборот, ему нравилось это розовое небо с облаками, похожими на разводы от мела. Нравился едкий сладковатый запах, разлитый в воздухе. Нравилось сидеть, прислонившись спиной к булыжнику, и смотреть, как Фелиция резвилась в воде, сверкая чешуёй.
– Давай сюда! – Русалка поманила, но Андрей не поддался. Насупившись, Фелиция выплыла на берег и поманила вновь.
Глаза русалки сверкали янтарём.
Андрей мечтательно вздохнул, а затем резво подполз к воде и заключил рассмеявшуюся русалку в объятия. Массивный хвост был склизок и пах тиной, но Андрея это не смущало. Он нежно прижимал к груди любимую, вздрагивал от холодных поцелуев и гладил мокрые бежевые волосы, попутно вылавливая застрявшие в них водоросли.
– Когда ты уже переселишься ко мне?
– Ты же знаешь, я не могу. – Андрей обхватил лицо Фелиции ладонями. – Не могу дышать под водой, не могу плыть как ты, не могу… Потерпи, рыбка. Скоро я накоплю на аквариум, и мы будем жить под одной крышей.
– Жить как в тюрьме, как в клетке.
Андрей ничего не ответил на горькое замечание, лишь крепче обнял Фелицию.
Так человек и русалка сидели на песке, пока солнце исчезало за горизонтом. Ветер ослаб и больше не мог гнать волны к берегу, но плеск воды не стихал, а как будто становился громче и отчётливее. Приближался…
Фелиция вскрикнула. Её ногти вцепились в плечи Андрея, но вдруг соскочили, оставив после себя красные полосы. От боли Андрей ахнул, но происходившее перед глазами оттеснило муки тела на второй план.
Русалка парила над водой, словно только что выпрыгнула, но нет, всё было совсем наоборот. Что-то медленно и неумолимо тащило Фелицию на середину озера, в самые мутные воды. От испуга и неожиданности Андрей не замечал всего, что видели его глаза. Мужчина заметил дымку, окутавшую Фелицию, но не различил чёрные щупальца, обхватившие горло, торс и отчаянно извивавшийся хвост замолкшей жертвы.
Глаза русалки, полные ужаса, смотрели на мужчину как на спасение; её руки тянулись к Андрею в слабой попытке бороться с демонической тварью, чьи острые зубы и чёрная пасть уже показались из воды.
Губы беззвучно шевелились: то была мольба о помощи.
Затем всё человеческое, что было в Фелиции, вся её красота исчезла в недрах чудовища.
– Не-е-е-ет!!!..
***
– Не-е-е-ет!!!
Андрей подскочил на стуле. Бутылка с мутной жидкостью испуганно прозвенела и едва не упала со стола. Перед лицом очнувшегося мужчины замер кот. Глаза его округлились, а со шпрота, торчавшего из чёрной пасти хвостом наружу, капнуло масло.
– Чтоб тебя… Напугал!
Выдохнув, Андрей макнул хлеб в масляную каплю на бумаге. Газеты, чтобы постелить вместо скатерти, под рукой не оказалось, и пришлось найти новое применение свидетельству о расторжении брака.
Уже много ночей Казуко видела странные сны. Сны одновременно безумные и реальные. В них знакомые лица смотрят в окна, преображаются и бледнеют. В этих снах есть что-то от сериалов: они всегда начинаются и заканчиваются одинаково. Либо почти одинаково.
Эта ночь не стала исключением.
Как и прежде, Казуко вылетела в открытое окно. Первое время перед глазами синела звёздная ночь; снег скользил по лицу, запутывался в ресницах, заставлял всё вокруг сверкать как хрусталь. А дальше – город, достаточно маленький, чтобы смена дня и ночи имела значение.
Свет исходил от уличных фонарей и немногочисленных домов, квартир, в которых ещё не спали. Огни манили Казуко, точно лампочки мотылька. Круглосуточные магазины, больница, посты охраны и окна бессонным полуночников казались тлеющими сигаретами на фоне густой тени. Казуко шла к ним, не касаясь земли, не чувствуя своего тела, лишь смутно ощущая сухой морозный воздух, обдувавший лицо.
В жёлтом квадрате окна застыл мужской силуэт. Некто сонный сидел за столом и водил по бумаге не то карандашом, не то ручкой. Возможно, это отец семейства сокрушался над расходами за прошедший месяц, или студент готовился к экзамену, или журналист заканчивал статью о городских легендах. Усталость объединяет самых разных людей.
Чуть ближе… Казавшийся ярким свет потускнел, а на монохромном силуэте выступили разноцветные пятна: оранжевое лицо, серая футболка, густые чёрные волосы. Грустное лицо и понурый взгляд.
«О чём ты думаешь? Посмотри на меня! О чём ты думаешь?»
Полуночник вздрогнул и покосился на окно. Медленно отложив не то ручку, не то карандаш в сторону, мужчина пригляделся.
«О чём ты думаешь?»
***
– Что здесь?! Что случилось?!
В детскую ворвался всклокоченный Масаки. Проснувшись от визга, заботливый отец и преданный муж взял с собой книгу – достаточно тяжёлую, чтобы защитить дочь не только от любой подкроватной твари, но и от монстра из плоти и крови.
Однако увиденное повергло Масаки в шок, и книга выпала из ладони.
Малышка Кику дрожала под одеялом, вжимаясь в стену, а Казуко, судя по всему, уснула, читая дочери сказку на ночь. Но Кику кричала не от этого…
Масаки тоже был готов закричать. Он не видел лица своей жены, только длинную шею, шлангом тянувшуюся в окно.
Снег едва растаял, а команда Бориса уже рвалась в бой. Ружья и камуфляжные костюмы ждали своего часа с осени двадцать второго года, когда лучшим камуфляжем оказались домоседство и удалённая работа.
«Это будет весело. Мы всё предусмотрели!» – так казалось Борису, пока рядом сидели крепкие бывалые мужики. А сейчас он жалел, что вообще связался с этими придурками! «Постреляем, отдохнём, – улыбался заводила Дмитрий. – Нас ещё благодарить будут!» Разбить бы бутылку «Царской» о его пустую голову, но питьё осталось в машине, а на горле виновника уже сомкнулись клыкастые челюсти.
Волки будто ждали гостей. Стоило охотникам сунуться в лес, как кроны деревьев перестали пропускать солнечный свет, и за стволами вспыхнули десятки голодных глаз. Звери напали со всех сторон одновременно, шансов почти не было. Дмитрий задохнулся, упираясь головой в корни. Остальным – Алексею и Ивану – перекусили сухожилия на ногах, а затем парней просто разодрали на куски. От предсмертных воплей хотелось спастись обмороком.
Одна из тварей сбила Бориса с ног, но не прикончила.
«Уже хорошо».
Возня шла где-то позади, над мёртвыми, но вскакивать и бежать было сродни самоубийству, и Борис пополз – назад к машине, благо горе-охотники не успели углубиться в чащу. Каждый метр давался с боем, любая неровность отдавалась болью в боку. Похоже, Борису сломали ребро. Силы быстро иссякли, но треск ткани и рычание всё нарастал: передышка могла стоить жизни.
