Школа. Точка. Жесть
В начале жизни школу помню я…
Школа – это обыденность и рутина. Всё согласуется с расписанием. Уроки. Перемены. Звонки. Эмоции.
– Ишь, расшумелись! Идут уроки!
Замолкают даже самые шумные.
Но как много в школе происходит не по расписанию. Влюблённости. Ссоры. Тревоги. Сомнения. Встречи. Расставания.
Школа – это драма, диалог. Это и комедия, и трагедия. Бесконечное смешение жанров.
Монотонность дней разрушается порой событиями, которые не укладываются в рамки привычного. Это то, что остаётся в памяти учителей и учеников навсегда.
Если ты опытный учитель, таких событий накапливается всё больше и больше. Оглядываясь назад, ты останавливаешься в изумлении: жизнь непредсказуема, удивительна. Тёмные стороны жизни озаряются светом доброты. Светлые стороны жизни омрачаются дыханием роковой бездны.
Я педагог, и все рассказы в моей книге описывают случаи, реально произошедшие в жизни. Лучший сочинитель увлекательных сюжетов – сама жизнь.
В каждом рассказе – неординарная история. Много боли и страдания в этих рассказах. Но в каждом есть свет. Иногда свет в конце тоннеля.
В разное время происходили эти события: в 90-ые, нулевые, в наши дни. Один рассказ переносит читателя в 80-е годы прошлого века – годы моего детства.
Читая о школе, каждый невольно снова ощущает себя мальчиком или девочкой, с замиранием сердца ждущим оценки.
Пять? Пять!!!!
Два! Два…
Я снова маленькая девочка. Я с замиранием жду оценки. Твоей оценки, читатель!
Совет профилактики
Девчонки в нашем классе – дуры безмозглые. Они всё время жалуются Татьяне Георгиевне, ябедничают.
На прошлой неделе мы с парнями решили просто девчонок подоставать. Ну, поприкалываться над ними. Подножки им ставили. За косички дёргали. Кто без косичек – просто за волосы. Подходишь сзади – и волосы вверх подкидываешь. Они дождиком вниз осыпаются – красиво!
А девчонки кричат, визжат – и потом жалуются, жалуются. Особенно часто на меня жалуются, потому что у меня руки тяжёлые. Реально тяжёлые, даже пацаны говорят. Когда я с ними за руку здороваюсь, они потом долго на руку дуют, машут, чтобы боль прошла. А я ведь не стараюсь сильно жать, как-то само так выходит.
Вот и брат у меня младший тоже часто ревёт, и маме жалуется, что я его бью. А я его только тихонько толкну – он уже через всю комнату летит, а потом, пролетев, падает. От мамы мне, конечно, влетает часто – а чем я виноват?
В классе нашем из всех девчонок мне только одна нравится, она самая нормальная – Юлька Синицына. И ещё она красивая. Тоненькая. Тоньше всех в классе. У нас девчонки здоровые, рослые, почти с меня ростом. Девчонки прямо выше парней чуть ли не на голову. А Юлька не такая – маленькая, тонкая. Ещё у неё зелёные глаза, как неспелый крыжовник. Я люблю такой крыжовник летом есть, он кисленький и хрусткий. А волосы у Юльки медные. Как самовар у бабушки в деревне.
Вот только не умею я подходы к девчонкам находить. Собственно говоря, мне девчонки-то и не нужны, кроме Юльки. Но как к ней подойти, я не знаю. Вчера шёл на перемене мимо неё и задел случайно. Нет, я совсем не хотел её обижать. А она заплакала: больно ей стало, она подумала, что я её специально толкнул. Потом её мама позвонила Татьяне Георгиевне, что я Юлю обижаю: то за волосы дёргаю, то толкаюсь. Наябедничала мамочке своей!
Ну, на следующий день я так Юльке и сказал: «Что мамочке своей наябедничала?» А девчонки Юльку окружили и давай роем диких пчёл жужжать:
– Ты, Веткин, совсем уже нас достал!
– Руки свои распускаешь!
– Знаешь, как больно!
– Наступаешь нам на ноги!
– Толкаешься!
Я прямо уши заткнул, чтобы не слышать этого «ж-жжжжжжж-ж-ж».
Мы с парнями на следующей перемене снова решили девчонок-ябед проучить. Набрали воды в бутылки. У нас в кабинете бутылки стоят, чтобы воду для поливки цветов набирать. Мы в крышках дырки проделали и девчонок обрызгали. Как они визжали! Как резаные!
Алинка ко мне подскочила и треснула изо всей силы. А в Алинке килограммов восемьдесят точно имеется. Ну я тоже ей треснул. Слегка. Вообще чуть-чуть. А она заревела и тут же пошла класснухе жаловаться.
Татьяна Георгиевна в класс прибежала и десять минут нам лекцию читала, что мальчики не должны трогать девочек, руки распускать.
А девочки могут руки распускать, если некоторые из них побольше и потяжелее мальчиков? Это я не про себя сейчас говорю. Я за справедливость! Вот мы не бежим жаловаться Татьяне Георгиевне, когда они нас толкают и подножки нам ставят. Да-да, эти скромненькие девочки тоже нам много разнообразных пакостей уже делали. Но только про мальчиков говорят, что мы обижаем девчонок.
На следующий день в школу пришли мамы нескольких девочек. Меня Татьяна Георгиевна позвала в кабинет и сказала, что вот эти мамы хотят со мной поговорить.
Я возмутился, почему только со мной. Мы так-то с парнями всегда вместе ведём военные действия с девчонками.
Но мамы девочек сказали, что больше всего жалоб именно на меня. Я узнал о себе много интересного: я очень агрессивный, не соизмеряю силы, могу ударить девочку, больно дёргаю за волосы – так, что волосы начинают выпадать. Короче, не мальчик, а просто какой-то монстр во плоти.
На все мои возражения, что девчонки сами чего только ни делают, ответ был один: «Это же девочки!» И говорили мамы это так нежно: «девочки» (сю-сю-сю), как будто речь шла об ангелочках. Ну ладно ещё мама Юли Синицыной так говорила (она тоже очень красивая, как и дочка, такая же зеленоглазая), а вот остальные мамы и не подозревают, как эти ангелочки себя с нами ведут. Да они даже матом тебя покрыть могут!
Короче, обвинили меня во всём, причём почему-то только меня одного, и решили, что меня нужно прочистить на совете профилактики, куда я должен прийти в этот четверг вместе с мамой.
Татьяна Георгиевна сходила куда-то за извещением и велела передать маме.
– Если мама работает, то пускай отпросится на один час всего. Совет профилактики идёт недолго, а мама у тебя работает недалеко.
Из школы домой я шёл как на каторгу. Пока шёл, решил, что никакое извещение маме отдавать не стану. С тех пор как от нас ушёл папа, мама сама не своя. Она постоянно плачет и кричит на нас с братом. Потом снова плачет и кричит. У неё кризис – так сказала мамина подруга. «Оля, у тебя кризис, депрессия. Тебе полечиться надо, отдохнуть». Но мама и на подругу накричала.
Мне жалко маму, она раньше не была такой. Она была как Юлька Синицына – тоненькая и красивая, ещё радостная была и счастливая. А когда папа сказал, что разлюбил маму и полюбил другую женщину (это я сам слышал, когда он так сказал, я в это время не спал), мама вмиг изменилась. Прямо на следующий день. Стала всем-всем недовольной и начала на нас с Кешкой постоянно орать.
