На рассвете во вторник Лос-Анджелес пережил первый слабый толчок. В окнах задребезжали стекла; зазвенели подвешенные к карнизам колокольчики – но не от ветра. В некоторых квартирах с полок попадала посуда.
В утренние часы радио постоянно передавало информацию о землетрясении. К концу времени пик эта новость отошла на третий план: ее оттеснили репортажи о террористических актах в Риме и отчет о столкновении пяти автомашин на магистрали Лос-Анджелес – Санта-Моника. Почему бы и нет? Ведь не рухнуло ни одно здание. К полудню лишь горстка лосанджелесцев (большей частью из переехавших сюда в последние годы) все еще считала это событие достойным небольшого обсуждения за обедом.
* * *
Человек в дымчато-сером фургоне марки «Додж» даже не почувствовал толчка. В это время он катил по автомагистрали, приближаясь к Лос-Анджелесу со стороны Сан-Диего. В движущейся автомашине можно ощутить только очень сильные толчки. Так что он ничего не знал о землетрясении до тех пор, пока не остановился позавтракать в какой-то закусочной и не услышал, как о нем говорят другие посетители.
Он сразу понял, что землетрясение – знамение, предназначенное лично для него. Оно должно было либо утвердить его в успехе предстоящей ему в Лос-Анджелесе миссии, либо предупредить о неудаче. Но все-таки что именно?
Он ломал над этим голову все время, пока ел. Это был крупный, сильный мужчина ростом в шесть футов четыре дюйма и весом в триста фунтов, сплошные мускулы. На еду он потратил целых полтора часа, заказав для начала яичницу из двух яиц с ветчиной, картофель фри, тосты и стакан молока. Он медленно, методично пережевывал пищу, целиком сосредоточившись на этом занятии. Разделавшись с первой порцией, потребовал горку оладий и еще молока. За оладьями последовал омлет с сыром и тремя кусочками канадского бекона, снова тосты и апельсиновый сок.
Такой необычный клиент вызвал живой интерес и послужил основной темой разговоров на кухне. Его обслуживала разбитная рыжая официантка по имени Хелен, но и другие девушки нашли предлог пройти мимо столика и бросить на верзилу оценивающий взгляд. Это не ускользнуло от его внимания, но оставило равнодушным.
Когда клиент попросил счет, Хелен попыталась завязать разговор:
– Вы, должно быть, лесоруб или что-нибудь в этом роде?
Посетитель поднял на нее глаза и изобразил деревянную улыбку. Хотя он впервые в жизни был в этой закусочной и видел Хелен, он знал, что она скажет дальше. Все это ему приходилось слышать сотни раз.
Девушка захихикала, не спуская с него голубых глаз.
– Я почему говорю: лопаете за троих.
– Наверное.
Хелен стояла, опершись бедром на столик, слегка наклонившись к мужчине и недвусмысленно давая понять, что он может рассчитывать…
– И в то же время, – продолжила она, – ни одной унции лишнего жира.
Все так же улыбаясь, он думал: интересно, какова она в постели? Мысленно он уже сгреб ее в охапку, повалил и грубо ворвался в нее – а затем почувствовал свои руки на ее горле. Давить, давить, давить – пока у нее не побагровеет лицо и глаза не выкатятся из орбит!..
Хелен задумчиво смотрела на него, словно прикидывая, удовлетворяет ли он ее требованиям – иначе говоря, соответствует ли его сексуальный аппетит тому, какой он только что продемонстрировал за столом?
– Вы, должно быть, занимаетесь спортом?
– Качаюсь, – ответил он.
– Как Арнольд Шварценеггер?
– Ага.
У девушки была хрупкая, изящная шея. Он мог бы переломить ее, как сухую веточку. Эта мысль сделала его счастливым.
– Наверное, ты силен как бык, – одобрительно заметила девушка. На посетителе была тенниска с короткими рукавами, и она пальчиком потрогала его руку пониже локтя. – Сколько бы ни съел, все уходит в мускулатуру.
– Вот именно. И еще дело в обмене веществ.
– Да?
– Масса калорий сгорает, переходя в нервную энергию.
– Да ну? – поразилась Хелен. – Ты разве нервный?
– Все время начеку, как сиамский кот.
– Не может быть. Бьюсь об заклад, тебя ничто не выведет из себя.
Хелен была эффектной женщиной под тридцать, то есть на десять лет моложе его. Стоит ему захотеть – и он может иметь ее. Сначала она похнычет из-за грубого обращения, а потом убедит себя, что он поступает с ней, как Ретт со Скарлетт, и позволит повалить себя на диван. Разумеется, после акта ее придется убить: вонзить нож в соблазнительную грудь или перерезать горло, – но ему не хотелось отвлекаться. Не стоит она того, чтобы он зря рисковал. Эта девушка не в его вкусе: он не любит убивать рыжих.
Он отвалил ей щедрые чаевые, заплатил по счету в кассу и, бросив Хелен на прощание: «Увидимся!» – вышел из закусочной.
После прохлады, создаваемой кондиционером, сентябрьская жара навалилась на него, как горячая подушка. Идя к своему фургону, мужчина чувствовал на себе взгляд Хелен, но не обернулся.
Доехав до торгового центра, он припарковал машину в дальнем углу стоянки, подальше от магазинов. Забрался на заднее сиденье, опустил бамбуковую штору, отгораживающую салон от грузового отделения, и растянулся на толстом, драном, коротковатом для него матрасе. Ему пришлось гнать всю ночь без остановки, от самой Санта-Елены. Теперь, после плотного завтрака, на него напала сонливость.
Через четыре часа он проснулся от кошмара, весь в поту. Его бросало то в жар, то в холод; одной рукой он вцепился в матрас, а другой хватался за воздух, пытаясь кричать, но у него не было голоса.
Сначала он не сообразил, где находится. В задней части машины было совсем темно, если не считать трех узеньких полосок света, пробивавшегося сквозь бамбуковую штору. Воздух был горячим и спертым. Человек сел, нащупал рукой металлическую крышу, напряг зрение и наконец сориентировался. Мысль о том, что он лежит в фургоне, принесла ему облегчение.
Он попытался вспомнить свой кошмар, но не смог. В этом не было ничего необычного: едва ли не каждую ночь он просыпался с пересохшим горлом и бешено колотящимся сердцем, но ни разу не сумел вспомнить, что именно повергло его в такой ужас.
Хотя он и знал теперь, где находится, темнота по-прежнему действовала ему на нервы. Кто-то, шурша, подкрадывался к нему, и у него, как всегда в таких случаях, начали подниматься волосы на затылке. Он поднял штору и некоторое время усиленно моргал, приспосабливаясь к яркому свету. Потом наклонился и поднял с пола что-то, завернутое в кусок замши, а под ней еще в несколько тряпок. Наконец он добрался до содержимого – пары огромных, очень острых ножей. Дома он потратил немало времени на их заточку. Взяв в одну руку нож, человек испытал странное, очень приятное чувство, как будто это был заколдованный меч чародея, обладающий магической силой.
