В конце апреля на старых глиняных карьерах нашли человеческие кости. Новость неспешно облетела наш сонный городок. Ажиотажа она не вызвала.
В советское время на тех карьерах добывали глину и отвозили её на соседний кирпичный завод. После распада Союза местная промышленность долго не протянула. Завод закрылся, оборудование растащили. Остались развалины. Если кому-то в городе требовалась глина, её брали в старых карьерах. По одной из здешних легенд, раньше на их месте было древнее кладбище. Краеведы-историки этот факт не подтверждали.
Когда только начинали разрабатывать глиняное месторождение, экскаваторы иногда доставали человеческие останки. Вызывали милицию. Криминалисты, как правило, давали заключение: признаков состава преступления не обнаружено. Это означало, ковш зацепил чью-то могилу. Потом такие находки перестали быть чем-то особенным.
Недалеко от карьеров стоял двухэтажный кирпичный барак – наша общага. Раньше в ней проживали работники кирпичного завода. Затем ею ведало управление городского строительства, а позже нашу обитель передали напрямую в попечение мэрии. Возводить в городке было нечего, он медленно угасал. Управление ликвидировали. Бывшие строители в основном разъехались кто куда.
В результате в общаге собрался самый разношёрстный состав. Жильё стали сдавать внаём приезжим специалистам – как правило, пожилым врачам, учителям, ветеринарам. Несколько комнат занимали старики, кто раньше трудился на городских объектах и остался к пенсии без своего угла.
На каждом этаже был длинный коридор, куда выходили двери небольших комнат, и общая кухня. Из удобств имелись электричество и центральное отопление. Раньше в здании были два туалета и на кухнях водопровод, но эти «блага цивилизации» почти сразу безнадёжно сломали. Посему воду жители набирали себе сами на улице в водозаборной колонке. На кухнях до сих пор стояли старые советские газовые плиты. Их прочности могли позавидовать египетские пирамиды.
Вода из раковин кухонь по чудом сохранившейся подземной трубе поступала в септик. Жильцы общаги, дабы не тратиться на вывоз нечистот, нагло проделали в его крышке дырку. Сквозь неё вонючая жижа круглый год стекала в речку. Ниже по течению часто сидели рыбаки и хвастались хорошим уловом.
На небольшом отдалении от нашего приюта находился монументальный кирпичный сортир с бездонной ямой. Его установили одновременно со сдачей барака. Видимо, строители знали, что туалеты внутри общаги долго не протянут.
Я получил ордер за то, что работал в мэрии младшим писарем. Выдавал населению справки о составе семьи и выписки с похозяйственных книг. В общаге я был самым юным. Почти ко всем соседям-мужчинам в зависимости от их возраста я обращался по имени и с добавлением слов «дядя» или «дед», к женщинам – соответственно, «тётя» или «баба». Ко мне относились по-отечески покровительственно, называли Писарем и иногда подкармливали домашними харчами.
Я не помнил, чтобы у нас праздновали дни рождения, юбилеи. Про свадьбы и речи быть не могло. Наши мужики в городе считались незавидными женихами. Женщины как невесты тоже не котировались. В бараке, да и во всём городе, время будто остановилось. Никто никуда не спешил. Безнадёга.
Баба Нина из нашей общаги в тот злополучный день выступила в роли экскаватора. Найденные в карьерах кости она зарыла, стражам порядка ничего сообщать не стала. Рассказала лишь соседям. Вечером выпила стопку водки, прочла молитву и легла спать.
Примерно в эти же дни, когда баба Нина нашла чьи-то кости, у нас появилась новая жилица. Ею оказалась средних лет женщина-историк, которой обещали работу в одной из местных школ. При заселении её толком никто не запомнил. Тётка бегло осмотрела комнату, закрыла её на ключ и ушла. Ордер ей дали в мэрии, причём девчата из жилищной группы клялись, что не могут найти документы приезжего педагога. Ранее в её комнате проживали ветврачи Анашкины, уехавшие в Ипатово к детям.
Через некоторое время в общаге начали умирать жильцы.
Сосед Лёшка Шамов жил один. Получал пенсию по инвалидности: у него с детства было что-то с ногой. Хромал он несильно, но в армию его не взяли. Летом маялся аллергией, часто сморкаясь как из пушки. Шабашил мелким ремонтом, чинил часы и радиоприёмники, иногда рыбачил. Раз в месяц уходил в запой, к которому всегда готовился обстоятельно. Соседям не досаждал. В трезвые дни отличался наблюдательностью и оптимизмом. В общежитии он проживал уже десять лет и переезжать никуда не собирался.
Лёшка и обнаружил неладное с бабой Ниной. Соседка весь день не выходила из комнаты. Как раз подошла её очередь делать уборку в коридоре и кухне на первом этаже, но старуха не появлялась. Такого за ней не водилось. Бабка отличалась крепким здоровьем и не могла долго сидеть без дела. В общаге она жила дольше всех.
За глиной в тот злополучный день она попёрлась, чтобы залепить щель под окном, откуда «дул сквозняк». Это был её бзик. Баба Нина боялась, что её продует, начнётся бронхит, затем пневмония. Старуху положат в больницу и после отвезут на погост. Современным методам лечения она не доверяла. Лечилась отварами коры дуба, ромашки, одуванчика. Подозревали, что применяла уринотерапию. Её сторонились.
– Баба Нина! – тарабанил Лёшка в соседкину дверь. – Может, вам помощь нужна?
Никто не открывал. В течение дня сердобольный сосед несколько раз пытался достучаться до старухи. Бесполезно.
К вечеру уже все жильцы начали волноваться. Лёшка безнадёжно колотил в бабкино окно. Изнутри оно было закрыто толстыми шторами. Залезть в форточку мы не могли: соседка давно заклеила её скотчем. Разбивать стекло не хотелось из-за угрозы разборок с полицией.
В тот день баба Нина из комнаты так и не вышла. Вместо неё дежурил Саня Святкин.
Утром общага просыпалась довольно рано. Кухня на первом этаже начинала жить своей жизнью около 6:00. Одной из ранних пташек являлась как раз баба Нина. Обычно она ставила на плиту огромный чайник и варила манную кашу.
К 9:00 почти все соседи приготовили завтрак. Лёшка появился на кухне позже всех. Он проспал поход на рыбалку. Вечером выпил бутылку пива и поздно уснул.
Я разогрел вчерашнюю жареную картошку и собирался пойти к себе поесть. Потом планировал не спеша отправиться в мэрию. На календаре было начало июня, среда – неприёмный день. Я вообще мог спать до обеда, но на работе скопились дурацкие справки.
– Бабка была? – вместо приветствия хмуро спросил Лёшка.
Я её не видел. Другие соседи тоже.
Позавтракав, Лёшка ещё раз постучал в дверь бабы Нины. Тишина.
