Высший тип cвободных людей следует искать там, где приходится преодолевать самые сильные препятствия; в пяти шагах от тирании, у самого источника грозящего рабства.
Фридрих Ницше
В комнату неожиданно ворвался ветер, и Ясмин вскинула голову, оторвав взгляд от письменного стола и строк, которые она так старательно выводила. Тёмные кудри лезли в глаза, и она сердито сдула их снова.
Было раннее утро. Ясмин почти закончила заданную работу от кирии Кади: урок киранийского она выполнила на этот раз без единой ошибки. И хотя уже больше полувека на островах повсюду говорили на энарийском – на языке крупнейшей и богатейшей страны региона, язык своей родины она тоже обязана была знать.
По крайней мере, так утверждал отец, а спорить с ним – гиблое дело. Ей было всего шестнадцать, но казалось, отец хочет сделать из неё настоящую хозяйку плантаций себе на замену, раз уж нет сына. И хоть на её руку претендовали по крайней мере десяток молодых людей со всех окраин острова, отец отказывал одному за другим: все ему были нехороши то тем, то другим.
Впрочем, это Ясмин вовсе не расстраивало. Она и сама не готова была отдать свое сердце никому из знакомых претендентов. Более того, видя, как мучилась в замужестве мать, Ясмин отгоняла мысли о браке с завидным упорством. Хоть здесь они с отцом были единодушны.
За окном раздался весёлый свист. Ясмин не удержалась, бросила письменные принадлежности и подошла к распахнутым настежь ставням. На солнцепёке сверкала светлая шерсть кобылы – норовистой и дикой, совсем новой. Верхом сидел Риан и пытался приструнить эту дикарку, купленную вчера отцом.
Наверняка отдал за неё половину состояния!
Энарийская порода издавна считалась одной из лучших для верховой езды, выносливой и быстрой, но и самой непредсказуемой. А отец любил ездить верхом.
Риан вновь и вновь заставлял буйную кобылу проходить по дорожке, а Ясмин, сидя с чашкой кофе, которую принесла Ирта, глядела на его успокаивающие движения, смотрела, как солнце скользит по его загорелой коже и такой контрастной шелковистой шерсти лошади. В рассветном мягком тумане они выглядели особенно завораживающе.
– Н-но, пошла, родная! – легонько стегал Риан покатые бока.
Грациозное животное восхищало каждым шагом и поворотом головы – буйной и непокорной! Движения Риана опережали проявления дикого нрава кобылы, и, даже взвившись на дыбы, она не смогла сбросить наездника. Он только рассмеялся, продолжая ласково уговаривать красотку вести себя спокойно.
При очередном повороте Риан вдруг бросил взгляд на Ясмин. Его лицо осветило солнце – сверкнула белозубая улыбка.
Ясмин фыркнула в ответ. Сложно не ответить на это дружелюбие. Да, отец не в восторге, что она проводит время со слугами, но и Риан не кто-то чужой! Они, можно сказать, росли вместе, хоть он на четыре года старше и ему уже двадцать. И он дослужился от стремянного – сопровождающего отца верхом в поездках – до распорядителя конюшни. Но всё равно больше всего на свете Риан любил лично заниматься лошадьми, особенно такими необычными, как эта.
Он призывно махнул рукой, мол, давай сюда.
Ясмин только покачала головой. Во-первых, она должна закончить задание и показать его наставнице. Во-вторых, скоро гости, и в доме все заняты подготовкой к торжественному приёму, а значит… Ясмин улыбнулась собственным мыслям. Значит, никому до неё прямо сейчас не будет дела! Верно ведь? Она только посмотрит на красавицу один разок и вернётся…
У зеркала Ясмин наскоро заколола наверх непослушные волосы, спасая шею от жары, со вздохом нацепила шляпку, небольшие поля которой давали тень на лицо, но переодевать платье не стала – в конце концов, она ненадолго.
Прокравшись по-кошачьи бесшумно мимо комнаты наставницы, она спустилась по ступеням на первый этаж. Где-то тут сидел с первыми гостями отец – по поместью разносился его громкий, раскатистый голос со вспышками хохота, казалось, он владеет не только крупнейшими сахарными плантациями на острове, но и целым миром.
– Не желаете ли чего покрепче, кирия? – громко рассмеялся он, обращаясь к какой-то богатой даме, наверное, супруге одного из гостей.
Ясмин подумала, как он умудряется носить столько масок сразу. Может быть таким великодушно-добрым и показательно щедрым с гостями – и таким жестоким, мелочным и дотошным с теми, кто ему подчиняется.
– …кириос ди Корса, вы щедры! Но я не откажусь от бокала того вина, про которое столько говорили. Привезено из столицы, говорите? Хотелось бы мне тоже там побывать однажды…
– Но лучше не сейчас, – голос отца посерьёзнел, пока Ясмин осторожно пробиралась мимо, – говорят, там грядёт серьёзный переворот.
– Скажите, а те слухи про магов, пришедших к власти, это правда?
Загомонили сразу несколько человек, перебивая друг друга, и Ясмин сложно было разобрать, кто и что именно говорит. Да и ничего интересного она пока в этом не видела. Маги, колдуны, дарханы, прошедшие многолетнее обучение, – всё это было где-то далеко на западе и северо-западе, в Ивваре, но не здесь, не на Корсакийских островах, живущих всегда хоть и под покровительством Энарийского королевства, но собственной жизнью.
У них здесь свои боги, свои духи и законы. Сам отец твердил это без устали. Можно быть вместе с сильными, но оставаться собой, сохранять традиции и силу – народ Юга никогда не станет подневольным, пусть даже в Энарийском королевстве и в Ивваре сходят с ума.
– …А всё этот колдун, провозгласивший себя Сиркхом. Я слышала, он считает себя посланником своих богов, того самого влиятельного, кажется, Скадо или как его. И называет это время новой эпохой магов. Едва ли не новую эпоху обозначает, ишь ты!
– Он, должно быть, силён настолько, что этому верят?
– Кто знает!
– Кириос ди Корса, а что вы думаете о новых порядках?
Отец громко кашлянул.
– Время покажет, кто здесь прав. Такие мировые потрясения, конечно, не пройдут мимо нас совсем бесследно. Так что наша задача, дорогие мои…
За дверью ходили, она немного скрипнула, и Ясмин с досадой замерла, боясь, что её заметят и тоже позовут. Отец потом ещё и петь заставит перед гостями, считая, что она уже в том возрасте, когда должна быть не просто милой симпатичной девчушкой, но и начитанной, достаточно образованной наследницей своего богатого и знатного отца, чтобы развлекать присутствующих музыкой и разговорами.
Иногда ей это нравилось. Ведь тогда отец действительно менял гнев на милость и даже будто гордился дочерью. Крохотные крупицы его любви и уважения, которые ей удавалось порой завоевать. Губы Ясмин сжались. Сейчас не было ни малейшего желания сидеть в полдень в доме, когда можно хоть ненадолго скрыться от постылого внимания.