Рената смотрела телевизор. Странное дело, в этом году окружающий мир кажется очень маленьким. Внутри ее полупровинциального города тепло и уютно. И она точно знает, что секрет семейного счастья – Останкино, «Пикадор» – спелый кетчуп, а инопланетяне – просто фантастика. Рекламы было много. Очень много. И она казалась Ренате осколком будущего, которое могло не случиться. Но в котором очень хотелось жить. А вокруг таяла атмосфера пасмурного невзрачного вечера. Именно такие вечера в средней полосе с гордостью принято называть «лето».
Рена собиралась мигрировать в старшие классы школы. «Сегодня, – думала она про себя, – я самый ординарный из всех рядовых организмов на районе».
В этой девочке не содержалось чего-то выдающегося, зато чувствовалось много простоты и открытости к окружающему суровому миру.
В своей голове Рен, как и многим ее сверстникам, конечно, хотелось стать особенной. Поэтому время от времени она представляла, что умеет читать мысли или двигать взглядом предметы. Но самой большой мечтой было проснуться однажды утром супергероем. Не таким, чтобы кого-то обязательно спасать, а так, чтобы отличаться от толпы, носить крутой костюм и сиять во всех телевизорах страны. А если получится, то и ближнего зарубежья. Сражаться за добро и справедливость, нести возмездие во имя какой-нибудь экзопланеты, учиться в школе магии и волшебства и чтобы ни один одноклассник не посмел называть ее модным ругательством «отстой».
Воспитывалась Рен в традиционной постсоветской семье с достатком, недалеким от прожиточного минимума. Ее мама, продавец молочных продуктов, и дед, бывший инженер на авиастроительном заводе, всеми силами пытались всучить ей достойное образование.
У Рен на случай, если она забудет, что такое достойное образование, есть чёрный список профессий, в кого нельзя вырастать. Первым в списке значился дворник. Тут нельзя дать маху. Далее шли представители гуманитарных направлений – художники и актеры, фотографы и писатели, психологи и философы. Все это было непонятно, нестабильно и не укладывалось в известное представление о счастье.
Но выбор все же имелся. Во-первых, разрешено хотеть профессию нотариуса или бухгалтера – модно и недорого, во-вторых, всегда есть опция пойти в инженеры – это очень немодно, зато бесплатно. Ни первое, ни второе в подростковой душе особо не откликалось, хотелось же вырасти в супергероя. Но, как говорили в рекламе из телевизора: «Oй, ну надо так надо!» И Рен продолжала получать среднее образование в средней школе со средним упорством и интересом.
– Ты опоздаешь, Рен! – звучало где-то очень далеко и очень близко.
Рен открыла глаза. Сегодня у нее в планах есть два важных чекбокса: пройти медосмотр и подать заявление на получение паспорта. Последнее звучало особенно длинно, скучно и подразумевало столкновение с действительностью. Что такое столкновение с действительностью, Рен знала хорошо.
Душные очереди, в которых бабуля неприятным голосом громко и не всегда по делу требует справедливости. До жути голодные в своей циничности терапевты, пожирающие глазами коробку «Родных просторов», принесенную мамой Рен на очередной прием. Это бордовые женщины в регистратурах и болотные мужчины в форме у входа в посольство, желтоватые библиотекарши с хроническим бронхитом, синеватые ребята с тремя белыми полосками и черно-алыми когтистыми банками у подъезда и все остальные, серые, замешанные в ту самую действительность, с которой так не хотелось сталкиваться. И уж тем более спасать.
Первым в списке значился поход к окулисту. У Рен не наблюдалось особых проблем со зрением. Небольшое отклонение в -1,5 и легкий астигматизм не требовали решительных мер, но порой доставляли дискомфорт. Кабинет был светлый и на удивление чистый.
– Ш, б, м, н, к, ы, м, б, ш, ш, ы или к, сейчас… К, нет, м…
– Спасибо, правый глаз чуть лучше -1,25. Носите очки? – спросила доктор.
– Да, иногда. Те, что вы прописали в прошлом году. Еще чернику ем! Правда, редко… когда у мамы зарплата, но все равно, помогает же, – ответила Рен.
– Нужно больше уделять внимание глазам. Ухудшение незначительное, но оно есть. Любите стереограммы?
– Это как Фантомашки? – спросила Рен.
– Не буду загружать вам голову сложными терминами вроде диспаратности и триангуляции. Это что-то вроде дополнительной гимнастики для глаз. Смотрите на такие изображения, и усталость снимается. Рекомендую. Вот, кстати, есть у меня один экземпляр, можете взять на время.
Доктор протянула Рен небольшую книжку в мягком переплете, обложка которой была покрыта множеством хаотичных маленьких изображений, смысла и связи в которых абсолютно не прослеживалось.
По дороге в паспортный стол Рен забежала в киоск на автобусной остановке купить бутылку колы и двойной сникерс. Захваченные оказались съедены за мгновение. Любую еду Рен воспринимала как топливо. Есть топливо – есть движение. «Есть движение – есть жизнь», – думала она.
К безальтернативной очереди Рен подошла с пониманием и готовностью. Она спросила, кто последний, и встала у окна. Помещение казалось маленьким и полутемным, плотность напряжения на квадратный метр достигала максимальной отметки. Плиточный пол, желтые стены, одна, заполненная ожидающими людьми, лавочка и заветная, наглухо закрытая дверь. Рен стала изучать персонажей вокруг. Это ее маленькое хобби – наблюдать и искать общие поведенческие паттерны. Рен где-то слышала слово «бихевиоризм» и даже представляла, что понимает его значение, но на деле ей просто нравилось раскрашивать людей в разные цвета.
Вот стоит терракотовый пухлый иностранец в очках, он вроде пришел за какой-то визой. А рядом с ним пара зеленых женщин, они шепчутся, неприятно шипят и постоянно осматриваются. У другого окна пожилая пара с кипой бумаг и бледно-фиолетовым сыном, он нервничает, переживает и постоянно смотрит на часы. Еще оранжевый молодой человек, он был очень грустный, и это вносило некоторый диссонанс. Замкнула очередь мадам в розовом пиджаке с большими губами, сумкой и запросом.