Я глубоко благодарен судьбе за то, что она не сделала из меня банкира, чиновника или бизнесмена. Если бы такое случилось, то этой книги наверняка бы не было.
И еще более благодарен судьбе за ее чуткое руководство в смене профессий. Ведь кроме приличного экономического образования в жизни пришлось осваивать военно-стратегические вопросы, экономику оборонной промышленности, общую теорию систем, журналистику и PR. А с возрастом и жизненным опытом пришло еще и некое системное понимание всех этих вроде бы изолированных друг от друга проблем.
Во второй половине 1990-х годов в сознании выкристаллизовался очевидный вопрос, почему в стране с 10-процентной монетизацией ВВП инфляция составляет сотни процентов, а в странах, где монетизация 100 и даже 200 процентов, инфляции нет. С поисков ответа на этот вопрос и началась данная книга.
Сторонники различных экономических теорий, а их в одной науке умещается сразу три, могут не соглашаться со мной, оставаясь в своем замкнутом пространстве, это их право. Но я сделал все, что мог, чтобы расширить их кругозор.
Не берусь судить, будут ли реализованы на практике изложенные в книге предложения. В чем-то они слишком радикальны и даже революционны. Но мысль, высказанная вслух, – это уже стимул к действию.
Хочу выразить особую благодарность Александру Александровичу Воловику за его помощь в написании книги и подготовке ее издания и моей любимой супруге Ольге Леоновой, без поддержки и долготерпения которой эта книга просто бы не состоялась.
ГЛАВА 0. УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ, ЕСТЬ ЛИ ОНА?
Любое научное исследование в любой отрасли знаний должно опираться на теоретические выводы, которые, безусловно, подтверждаются практикой. Но если результаты практики и теории расходятся, то чем это объяснить? Или же применение теории было некорректно?
Весьма наглядный пример такой ситуации представляла собой экономика России 1991-1999 годов. Монетарная теория предлагала единственный вариант борьбы с инфляцией – сокращение денежного предложения. Сокращение хоть до нуля. Тогда почему в России в 1992-1994 годах была инфляция свыше 300% годовых при уровне монетизации ВВП всего в 10%, а в США при уровне монетизации ВВП в 80%, инфляция была в пределах 3% годовых? Отговорка, что в США «мировые деньги», не принимается. За пределами США находится примерно 1/4 от М0. И даже остаток от М0, пересчитанный в денежную массу М2 для расчета монетизации в 6 раз превышает российский уровень. А ведь еще есть Гонконг с уровнем монетизации в 200% и тоже с очень низкой инфляцией.
Со всей очевидностью из этого примера следует, что уровень инфляции в России определялся вовсе не монетарными факторами, а чем-то иным. Чем на самом деле, рассмотрим чуть ниже.
В классической монетарной теории есть существенный пробел: она не рассматривает такую экономическую категорию, как «неплатежи». Эта теория имманентно предполагает, что если нет денег, то нет и транзакций. Вспомним, что монетаризм как научное направление родился во времена, когда не было электричества, железных дорог и заводов. Остановить подачу электроэнергии на завод или прекратить отправку его продукции по железной дороге, если завод не платит энергетикам и железнодорожникам, это крайне рискованный шаг, чреватый непредсказуемыми последствиями, вплоть до погромов и восстаний. В результате, категория «неплатежи» становится реальностью, экономической практикой. Отметим, что неплатежи не являются чисто российским изобретением. В начале 90-х годов они отчетливо проявились в Чехии, Венгрии и Польше. Причем в Чехии и Венгрии после старта реформ уровень монетизации ВВП не падал ниже 50-60 процентов. И неплатежи не стали экономическим феноменом. Скорее всего, их отдельные проявления были банальным мошенничеством или «кидаловом».
А вот в Польше, где уровень монетизации ВВП в 1990 году скатился к отметке в 35%, вопрос был предельно острым. И Лежек Бальцерович решил проблему неплатежей в Польше методами средневековой инквизиции, а именно каленым железом.
Понять, чем объясняется тот или иной неплатеж, чаще всего крайне сложно. Это может быть и излишняя жесткость монетарных властей, которые вовремя не подкредитовали вполне жизнеспособное предприятие-покупатель; и банальное жульничество покупателя, который делает вид, что денег у него нет, хотя их нет только на расчетном счете, а сбоку есть полная кубышка; и даже жульничество обеих сторон сделки, которые в резиденции показали фискальным властям дебиторскую и кредиторскую задолженность, а в действительности рассчитались по схеме «с оффшора покупателя на оффшор продавца».
Лежек Бальцерович предпринял несколько простых мер, и проблема неплатежей начала рассасываться сама собой. Для начала он ужесточил фискальную политику, перейдя только на метод начислений и полностью исключив кассовый метод. Также он обязал всех владельцев дебиторской задолженности оформлять ее безусловными векселями и выставлять эти векселя на торги. А налоговики получили право выставлять на торги налоговые неплатежи предприятий. Ну, и главное, в польский Гражданский кодекс была введена норма о том, что при наличии у двух сторон взаимных требований, по требованию любой из сторон производится безусловный зачет этих требований без каких-либо акцептов. Ну, и, конечно же, была смягчена монетарная политика. Как работали эти меры достаточно очевидно. Сразу же развалилась жульническая схема «с оффшора покупателя на оффшор продавца». Ведь продавец должен был выставить вексель дебитора на торги. А дебитор, т.е. покупатель, который уже заплатил за товар по оффшорной схеме, сильно рисковал получить этот вексель при любой сделке, в которой он выступал продавцом. Также стала разваливаться «кидальная схема». Ведь реальный неплатеж все равно поступал покупателю-кидале в виде его векселя по правилу одностороннего зачета требований. В Польше даже появилась присказка: «Лучший способ взыскать долги – стать должником дебитора».
Необходимо признать, что Л.Бальцеровичу было работать намного легче, чем российским монетарным властям. Гораздо более высокий уровень монетизации ВВП и кредит доверия населения, который сокращал бегство от златого, а также иные масштабы экономики, когда налоговикам было гораздо проще «дойти до каждого», понимание реальных процессов в Банке Польши быстро привели к тому, что монетизация ВВП в Польше к концу 1992 года вышла на уровень 45 %, а неплатежи существенно сократились.
