Сегодня 18 мая 2063 года, сейчас 1.59 утра. Я заканчиваю свои записи. Пройдет еще часов шесть, и вся Планета станет праздновать День Святого Сиргвидония, один из самых главных праздников нашей цивилизации, почитаемый абсолютно всеми жителями Земли. Я уже отключил свой коммуникатор, чтобы меня никто не доставал в этот день. Как бы вы там не праздновали, для меня это дата, когда я поминаю свою семью и свой народ. Пройдет еще несколько дней и мне исполниться сто лет. По нынешним меркам, это не возраст. Однако, для меня, это очень много лет. И дело не в том, что я устал жить. Отнюдь. Я люблю жить. И всегда, на сколько я себя помню, мне жить нравилось и нравится сейчас, но в моих записях, речь идет не обо мне. Впрочем, а почему не обо мне? Ведь эту историю рассказываю я. Значит это о том, что я пережил, а еще о том, чему я был предтечей. Какие решения принимал, и что из этого вышло. Когда-то, в далеком детстве, я мечтал дожить до двухтысячного года. Не знаю почему, но для меня это было важно. Я считал сколько мне будет лет в две тысячи ноль, ноль, ноль. Думал о том каким я буду в это время. Я много пожил, но уж сто лет, точно не планировал. Врачи говорят, что у меня все прекрасно, и я уверен, что жизнь будет продолжаться. А мой вопрос «зачем» никого не волнует. Действительно, зачем? Ведь я уже сделал свое главное дело. Ценой жизни милых людей, моих близких, вы летаете в дальний космос, заселяете планеты, и лишь я один остаюсь наедине с той ценой, которая была заплачена за спасение нашей цивилизации. Эта история о парне, который чуть выделялся. Это история о парне, который подвергся испытаниям судьбы. Это история о парне, который «вытащил свой счастливый лотерейный билет» и мог после этого ничего не делать. Это история о парне, у которого было все, что вы только можете себе представить, но его интересовало большее. Это история про парня, который изменил Мир ценой чужих жизней.
Осень 1994 года.
– С тобой хотят встретиться.
Я оторвал взгляд от своей тарелки, где лежал наполовину растерзанный круассан с ветчиной, и вопросительно посмотрел на Макса.
– Они вышли на меня и просили с тобой поговорить.
– Бондеры, что ли?
– Если бы. – Максим устало вздохнул и отвел глаза.
У меня похолодело где-то внизу живота. Я с детства ненавижу это чувство. Еще тогда, когда старшеклассники заманивали меня в туалет на перемене, чтобы отбуцкать. Возникало это чувство и позже, но менее остро. Попытки анализировать это привели к выводу, что главное во всем этом – страх. Впрочем, сейчас мне было не до самоанализа. Мерзкий страх уже обволакивал меня, ладони вспотели, ноги стали ватными. Блин, ну что за жизнь.
– Макс, давай выкладывай быстро, а то я обделаюсь.
– Да ты знаешь, мне кажется, ничего страшного. – он помолчал. – Иначе ты бы давно уже был у них.
– Блин! Да у кого у них? Ты что, смерти моей хочешь?
– У чекистов, у кого еще? Сам что ли не понимаешь? Стали бы бондеры или мусора так издалека заезжать?
– А эти, значит, у нас воспитанные. Подходы, стало быть, ищут. Что же это я за персона такая, если они тебя попросили со мной поговорить?
– Да ты знаешь, это-то и странно. Есть у меня знакомец один, который помогал вопросы решать с таможней. Ну ты помнишь эти мои проблемы прошлогодние. Так вот, он позвонил вчера, стрелку забил. Я думал, предложить чего хочет, а он о тебе заговорил. Ага, думаю, пробивает. Ну я, сам понимаешь, отшучиваюсь, а он всё свое. Тогда и сказал ему что-то вроде про то, что друзей в унитаз не сливаю. Ну он в бутылку. «Кто унитаз? ЧК унитаз?» И всё в таком духе. А выпили на тот момент немало. Распалился не на шутку. Я присмотрелся, как ты учил, и вижу, пургу гонит малый. Специально распаляется, пугает типа. Тут пришло ко мне успокоение, я еще налил по полной, сунул ему в руку рюмаху, выпили. Поднял я свои очи кари на этого помошничка и в лоб ему про то, что если есть чего сказать, пусть говорит, а нет, то и покедова. И представляешь, он повелся. Слабак. А еще майор. Мельчают гэбисты.
– Макс, ну не тяни ты кота за сам знаешь что. Дело говори.
– Я и говорю. Мол, ничего плохого мы не хотим, и стучать ни на кого не надо, просто у Кирилла встреча предстоит, вот мы и хотели бы его предостеречь.
– Слушай, это бред какой-то. Что они, из института благородных девиц? Мы что, в Швеции? Ты посмотри на улицу. Москва – 1994. Останови любого на иномарке, все с оружием. Вот здесь вчера стрелка была, человек сорок. Среди бела дня терли с полчаса, потом стрелять начали. Ты не темнишь, часом?
– Да ты чего? В своем уме?
– Ну и что теперь?
– А ничего. Вот просил передать тебе телефон. Позвони ему.
Макс протянул мне белый прямоугольник. Абясов Андрей Михайлович и телефон. Бумага была дешевая, таких визиток давно уже не делают.
– Макс. Ты мне друг. Мы с детства вместе, чем он тебя так запугал? Ну посмотри на эту лажу. Это не карточка, а фуфло какое-то. И потом, что я, идиот звонить сам? У них мой номер есть, вот пусть и звонят. А ты, если спросят, скажи, что говорил и всё передал. Да не бзди ты. Они в тех делах таможенных не менее чем ты замазаны. А больше на тебя и нет ничего.
– Дурень ты, Кира. На всех на нас у них есть, не беспокойся, только команды «фас» и ждут.
– Расслабься, старик. Рассосется как-нибудь. Я, кстати, завтра в Ялту лечу по делам. Вернусь через неделю, а там «либо ишак подохнет, либо шах помрет».
Уж за что я по-настоящему благодарен «Аэрофлоту» тех лет, так это за рейс Москва – Симферополь. Вылет в 10.40 утра. Тут главное, чтобы в Москве дождь шел, а еще лучше снег мокрый. Когда с утра идет мокрый снег, на душе особенно гадко. Едет какой-нибудь гражданин на работу, кругом грязь, слякоть. Щетки эту грязь по лобовому стеклу размазывают, пробки на дорогах, по радио бредятина утренняя. Но это гражданин рядовой, а вот избранные… В восемь сорок проходят регистрацию, потом мимо сонных таможенников, через пять минут попадают в маленький зальчик ожидания, и здесь главное не суетиться. Сначала в бар. Пятьдесят «Хенесси» и эспрессо. Причем не экономить. «Хенесси ХО» и черт с ним, что стоит не выговоришь. Зато девушка сразу смотрит внимательно на тебя и даже ласково. Еще бы, только смену приняла и сразу такая удача. И не в стакан нальет тебе, а в рюмочку, хоть и в пластиковую, и лимончик выдаст без напоминания, а бывает, что и конфетку даст или шоколадку маленькую. А ты бритый такой, довольный, бодрый в меру, глаза с поволокой. Примешь всю эту роскошь с благодарностью и к столику. Медленно выпить кофе, маленькими глотками, не торопясь. Кофе здесь замечательный. Настоящий, итальянский. А коньяк пусть стоит и пахнет. И лимон пусть оттеняет собой этот не свойственный утру коньячный запах, создавая неповторимый, революционный букет оппозиции этому дрянному утру и заплеванному залу ожидания. Рекомендую оставить в чашечке на пару глотков, обвести взглядом, тем самым с поволокой, о котором Макс говорил, вокруг себя, задумчиво остановиться на барменше, чуть качнуть в ее сторону рюмочкой, дождаться легкой ответной улыбки и выпить содержимое не отрываясь, неспешными глоточками. Теперь подождать секунд тридцать, пожевать лимончик. Сигаретку непременно прикурить, допить те самые два глотка кофе между затяжками. И если после этого вы не почувствуете себя самым счастливым человеком, то вы просто не способны к счастью.
