Барашек родился тёплым майским утром, и должен был, по-видимому, всю жизнь маяться. Шерсть его росла быстро и густо, поэтому похож он был на белое кучевое облачко, хоть и с маленькими чёрными рожками. Жил он в бутылке из-под молока с широким горлышком, вроде тех, что приносит молочник, а потом их нужно вымыть и оставить на крыльце. Бутылка была чистой и тёплой, затерявшись в душистых алтайских травах, она защищала барашка от ветра и дождя.
И хоть места в ней было предостаточно, барашек всё равно раздразнившись, разогнавшись бился костяным лбом о стенки бутылки, или подпрыгивая, топотал граммовыми копытцами.
– Зачем же ты бьёшь меня? – постанывала бутылка тихим материнским голосом. – Разве я не стала тебе уютным домом? Разве я не оберегаю тебя от ветра и дождя, пока ты мал и можешь заболеть?
Тогда пристыженный барашек сворачивался калачиком и прятал мордочку в шерсть.
Шли дни и недели и однажды бутылка покачиваясь разбудила барашка рано утром.
– Просыпайся, барашек! Просыпайся, мой ангел! Сегодня особенный день.
Барашек нехотя открыл большие круглые глаза.
– Какой такой сегодня день? – зевнув, спросил он.
– Сегодня ты должен уйти от меня, ангел мой, – вздохнув сказала бутылка.
– Ты прогоняешь меня? – барашек испуганно подскочил на четыре копытца. – Ты меня больше не любишь? Не прогоняй меня, я больше не буду бить тебя лбом и рогами и не буду сильно топать копытами! Я буду самым тихим и послушным барашком!
Бутылка опять тяжело вздохнула:
– Нет, барашек, я не прогоняю тебя и всё так же тебя люблю. Но взгляни на себя, ты быстро растешь, твои рога закручиваются, а горлышко моё не увеличивается. Если ты не выйдешь через горлышко сегодня, то больше никогда не сможешь сделать этого. А тебе нужно гулять по широкому полю, гулять под солнцем, есть сочные душистые алтайские травы и радоваться каждому дню.
Барашек долго думал над тем, что сказала ему бутылка.
– Но я смогу иногда приходить к тебе, чтобы просто полежать с тобой рядом? – спросил барашек дрожащим голосом.
– Ты всегда сможешь вернуться ко мне. Я всегда буду ждать тебя тут, – грустно ответила ему бутылка.
