Говорящая с ветром.
Что было сначала? Наверное, все-таки, взгляд…Или ощущение? Контуженные часто воспринимают мир немного со своего угла, не как все. Но сначала были армия и локалка. Тяжёлая контузия, госпиталь. Уволен вчистую, но остались приступы головной, выматывающей душу, боли и заикание в моменты сильного волнения. Очень долгое время я не мог ездить в троллейбусах и трамваях – голова начинала неприятно вибрировать изнутри. Не покидало ощущение, что сейчас она начнёт трескаться. Это чувство было настолько сильным, что даже пугало.
Постепенно всё как-то устаканилось и даже начало затираться. Жизнь плелась ни шатко, ни валко.
В империи надо жить в провинции, у моря. По Бродскому. Решил не спорить с гением и уехал на Каспий. Это имя подходит ему больше древнего моря Хвалынского. Созвучно с Казбич – что-то горское, южное в нём есть. Кама, на берегах которой я родился, холодна и ветрена. Каспий полон спокойной уверенной силы. Его жёсткие обветренные, солёные оплеухи бьют по моим щекам, но не вызывают злости. Если бы Каспий был женщиной, как Волга или Кама ,я целовал бы его в потрескавшиеся от ветра тёмные губы при каждой встрече. Но я могу только дружески хлопнуть его по могучей ,заросшей седыми волнами, как волосом, бугристой спине.
Каспий не сливается с небом на горизонте. Он становится тёмно-зелёным. И на обрывистых его берегах живут здесь такие же, как море, люди.
Я снимал комнату в домике у пожилой супружеской пары. Моя комната имела отдельный выход на крыльцо во двор. Меня это более чем устраивало. Жил подработками и военной своей пенсией. Тепло, до моря рукой подать.
Бывали дни, полные сумрака. Дни жестоких приступов головной боли. Терпел до упора, потом брал ящик водки и пил, не пьянея. Боль не уходила, но уходило сознание и так было легче.
Однажды… Или сначала? Странно, но момент знакомства я не помню, как-будто знал её всю жизнь, с детства. Ощущение взгляда, словно на тебя смотрит море. Или небо… Я вернулся с прогулки и во дворе дома натолкнулся на глубинную синь этих глаз. Тем-более это было необычно потому, что при ближайшем рассмотрении оказалось, что это – всего лишь девчонка лет 12. Тоненькая, загорелая, с сильными нервными руками., которые не находились в покое ни минуты.
Она сидела на краю песочницы,играя с малышом соседей-дачников. Я шёл по ниточке этого взгляда, натянутого над ямой моего бессилия. Приближалась очередная сумрачная завеса в моей голове и я был зол. В карманах штанов обречённо лежали две бутылки водки. Дойдя до песочницы я разглядел сквозь небесную синеву обыкновенную пацанку. Было как-то странно,словно этот взгляд мешал разглядеть её саму.
Споткнувшись от неожиданности я шарахнулся в сторону, решив обойти песочницу по краю. И услышал в спину : "Ты похож на запертый ветер. В тебе живёт боль." Споткнувшись второй раз за три секунды и резко втянув голову в плечи, я двинул к дому.
Откуда она узнала, чёрт меня побери? Но уже накатывала первая волна и сознание гасло.
Добредя до комнаты я кое-как всунул себя в неё,попав в дверь примерно с третьего раза. Подгрёбся к окну и наощупь сел на табурет возле стола. Стакан с водой стоял на привычном месте. Сжал его трясущейся рукой и выпил. Потом скрутил пробку с бутылки водки и махнул из горлышка грамм 150. В стакан,зная по опыту,всё-равно бы не смог налить. Сел,пережидая огненный ком в желудке и тупо уставясь в стол. И вдруг из-за плеча протянулась тонкая загорелая рука с большущим яблоком:
– Съешь,пожалуйста.
-Ты как здесь? – я вскочил и тут же, скривившись,упал обратно.
– Ты дверь не закрыл. Съешь. Оно вкусное.
Лёгкая рука погладила меня по плечу и обмахнула стриженный ёжик волос.
– Уходи! – хмелеющим голосом просипел я. – Ты ничего не знаешь. Вали отсюда!
Её ладошки вдруг крепко охватили мою голову. От неожиданности я замер. В открытое окно дунуло ветром, в комнате уже сгущался полумрак. От ладошек шло приятное тепло. Было непонятное чувство, что голова моя светится в темноте, как лампочка. И ощущение полной потери времени..
Сколько мы так сидели – секунду или век? Я бы не удивился ,если б очнулся глубоким стариком, сидящим в развалившемся от старости доме.
Слова опустились на пол двумя лепестками: "Теперь знаю."
Сердце толкнулось и время двинулось дальше, упрятанное в берега тишины.
– Ветру нужен простор. И парус… Я завтра зайду. А яблоко съешь. Вкусное.
Тихий голос улыбнулся мне в висок. Боль ушла.
Я открыл глаза. За окном было утро. Осторожно приподняв голову я понял – не болит. Сон? И запах свежих яблок. Глюки? Я скосил глаза на стол и увидел лежащее прямо посерёдке великолепное жёлтое яблоко…
Шло время и ничего не происходило. Я не встречал её больше, да и не искал. Мало ли что придёт в контуженную башку во время приступа? Бывало и похлеще. Голова, на удивление, не болела совсем и водка сиротливо жалась в углу холодильника. Всё шло просто замечательно и это сильно настораживало. Есть люди, и я один из них, которые не могут идти в обход точек напряжения обыденности и постоянно натыкаются на эти углы.
Поздно вечером я возвращался с очередной шабашки. Решил срезать угол и махнул через запущенный парк,уже почти ставший лесом. Темнело будто падал бархатный чёрный занавес – быстро и до самой земли. Тропку мои ноги знали наизусть,шёл я быстро. И услышав сдавленный сиплый звук в кустах у заросшей беседки,сразу остановился.
Я прекрасно знаю звук, с которым расстаётся человеческое горло, когда его сжимают. И так же прекрасно я знаю, что лучше всего просто тихонечко уйти в сторону.
Вздохнув глубоко и резко несколько раз я достал из пакета короткий титановый прут, закатанный в вакуумный шланг. Всегда ношу с собой – привычка. Без оружия чувствую себя голым. Поставив пакет на землю, бесшумно двинулся на звук. Чуть высунул голову из кустов возле самых корней.
Мне повезло. Трое ребятишек с излишком тестостерона освещали действо мобильником и раскладку я получил полную. Один пытался пристроиться между ног у девчонки, второй держал её за голову и руку. Третий прижимал вторую руку и снимал. Разговаривать с гопотой смысла не имеет. Слова они воспринимают как слабость.
Я стартанул из кустов и зарядил прутом в бубен тому, что по центру. Чувак обломался в самый интересный момент и прилёг на девушку. Второму врубил ботинком в лицо. Люблю тяжёлые ботинки. Тот с хрустом улетел в кусты. По третьему влепил дубинкой, но промазал. Отскочив и выронив мобилу третий ломанулся бежать.
Гопота это вам не благородные лыцари, до последнего не бьются. Я прислушался. В кустах тихо. Повернулся на рыдающие всхлипы. Девушка пыталась сбросить того, кто свалился на неё. Рывком я сдёрнул ублюдка в сторону. Девчонка сжалась в комок и попыталась откатиться подальше.
