За последние годы Лиза Чернявская, по мужу вот уже пять лет Ларсон, настолько привыкла пользоваться Интернетом, что, когда по настойчивому совету сердобольной соседки открыла родительский почтовый ящик и обнаружила там адресованное ей не электронное, а самое обычное письмо, даже растерялась.
– Ну, что? – не унималась Глафира Степановна, которая всегда любила сунуть длинный нос в чужую жизнь.
Лиза поджала губы и, глянув в упор на вездесущую Глафиру Степановну, сухо спросила:
– А что именно вас интересует?
– Ну как же! Если бы не я, тебе, Лизонька, пришлось бы на почту тащиться за получением, в очереди стоять! – обиделась Глафира Степановна. – Почтальонка-то, Таиса, давно у нас, всех жильцов знает. Принесла мне пенсию и пожаловалась, что, мол, пришло письмо Чернявским заказное с уведомлением, а вас никого дома нет. Я говорю, откуда же им взяться! Хозяин, генерал, пропал без вести, как сталкер, в Чернобыльской зоне. Хозяйка не выдержала и слегла в больницу… А почтальонка мне и говорит, мол, письмо-то не хозяевам, а их дочке, Елизавете Григорьевне, которая теперь в Швеции. Ну, а я-то тебя в окно видела, знаю, что ты уже приехала…
– Прилетела, – уточнила Лиза.
– Че? – не сразу поняла Глафира Степановна.
– Я прилетела из Швеции. А не приехала, – вздохнула Лиза.
– Ах да, правильно, прилетела… – кивнула соседка и продолжила: – Ну вот, я говорю, что у девочки времени не будет на почту ходить. Мать в больнице с сердцем, отца искать надо… Оставьте мне, говорю, я распишусь за Лизоньку и ей вручу. Таиса мне доверяет…
– Но письмо же в ящике было… – удивилась Лиза.
– Правильно! Мало ли что там, в этом письме… И потом, ты могла подумать, что я специально его забрала… И я спустилась и вбросила письмо в почтовый ящик. А потом вижу – ты идешь. Думаю, она же ни за что в ящик не заглянет! Ну и напомнила… по-соседски… – продолжала говорить Глафира Степановна, при этом надевая очки, очевидно надеясь, что девушка все-таки не выдержит и вскроет письмо прямо в лифте.
Но Лиза спрятала письмо в сумочку, чем вызвала у Глафиры Степановны вздох разочарования. Лиза с детства недолюбливала излишне любопытную и болтливую соседку, которая всю жизнь работала, как она сама выражалась, «по профсоюзной линии» и считала, что ее призвание – помогать людям. Выйдя на пенсию, она по инерции продолжала бурную общественную деятельность и теперь была председателем домкома. Всегда аккуратно подкрашенная, в шляпке, перчатках, в хотя и стареньком, но элегантном пальтишке, на каблучках, эта невысокая остроносенькая, темноглазая дамочка вызывала у жильцов дома одно желание – поскорее с ней распрощаться. Даже подростки, которые, бывало, собирались на лавочке у подъезда, завидев Глафиру Степановну, сразу ретировались. Единственным местом, где люди поневоле вынуждены были терпеть присутствие председательствующей соседки, был лифт. И она эту возможность использовала на все сто процентов. Лиза в юности старалась подниматься на свой седьмой этаж пешком, а сейчас, прожив столько времени за границей, просто забыла, что в ее родном сталинском доме можно не пользоваться лифтом.
– Как я понимаю, – обиженно поджав губы, заметила Глафира Степановна, – ты понятия не имеешь, от кого письмо.
Лиза промолчала. Действительно, ни обратный московский адрес, ни фамилия Бурундуков ей ничего не говорили. Но как об этом догадалась Глафира Степановна?
– Я уверена, – продолжала вещать Глафира Степановна, – что это письмо каким-то образом связано с похищением твоего отца.
– Похищением? – удивилась Лиза.
– А ты в этом сомневаешься? – скептически хмыкнула Глафира Степановна. – Или у вас в Швеции людей не похищают?
– У нас в Швеции люди вашего возраста занимаются своей жизнью и не лезут в чужую! – резко оборвала ее Лиза.
– Чужую?! – возмутилась Глафира Степановна. – Да какая же мне твоя жизнь чужая?! Я с твоей бабушкой, царство ей небесное, тебя из роддома забирала. Пока твой отец, как ты теперь, по заграницам шастал.
– Мой отец не шастал по заграницам, а… – возмутилась Лиза.
– Знаю, знаю! – тут же завелась Глафира Степановна. – Выполнял секретные задания! Ты, может, сейчас тоже там выполняешь секретные задания?!
К счастью, лифт уже дополз до их седьмого этажа, и Лиза, стараясь не нагнетать обстановку, как можно спокойнее проговорила:
– Всего вам доброго, Глафира Степановна.
Та, очевидно, не ожидала такого быстрого завершения разговора и, недовольно передернув плечами, с вызовом воскликнула:
– Я тебе тоже ничего плохого не желаю! Я тебе тоже желаю только всего доброго!
Лиза поспешила отпереть дверь родительской квартиры и скрыться за нею. Точнее, квартира была еще дедушкина, ее ему дали за большие заслуги перед отечественной наукой. Дедушка был ученым-археологом и большим книголюбом. Его библиотека и теперь занимала целую комнату. В свое время он вел раскопки и в Средней Азии, и на севере России, преподавал в Московском университете, где некоторое время даже был проректором. Тогда-то и дали им эту квартиру в элитном сталинском доме. Отец мечтал, что его дочь, Лизина мама, продолжит дело его жизни. Но мама, окончив истфак МГУ, влюбилась в выпускника военного училища, вышла замуж, родила Лизу и стала, как и бабушка, домохозяйкой. Дедушка в молодости неустанно ездил в археологические экспедиции, а отец Лизы – в командировки. Мама часто не знала даже, где и сколько он будет находиться. Дедушка вскоре умер, и воспитанием Лизы в основном занимались мама и бабушка, которые смогли воспитать из нее истинную леди. Отец, будучи, как понимала Лиза, выдающимся профессионалом, сделал головокружительную карьеру, стал генералом, перешел работать в руководящие структуры ФСБ, а затем вышел на пенсию. При этом, имея достаточно денег, он держал не только машину, но и личного водителя Виктора, который раньше возил отца по долгу службы. Правда, Лиза, когда вырывалась к родителям в гости, предпочитала брать машину напрокат. Так получилось, что уже более десяти лет она бывала в России лишь наездами.
Все дело в том, что в подростковом возрасте у нее обнаружили довольно сложное кожное заболевание, а мамина двоюродная сестра-врач, которая весьма удачно вышла второй раз замуж и обустроилась в Шведском королевстве, взялась помочь. Но при условии, что Лиза переедет жить к ним с мужем в небольшой городок Ньючёпинг. Ее муж оказался одним из ведущих в Европе дерматологов, у него была своя клиника и проверенные временем методики лечения. Своих детей у тети Вали и ее шведского мужа Питера Эриксона не было, и Лизе создали все условия для жизни и выздоровления. Английский она знала благодаря элитной спецшколе, куда ее устроила, используя старые связи, бабушка, а шведский через пару месяцев выучила. Дядя Питер несколько лет назад умер, оставив свою клинику на тетю Валю и Лизу, которая к тому времени уже успела получить медицинское образование. Муж Лизы, Карл Ларсон, тоже был медиком и работал у них в клинике. Лиза каждый месяц переводила родителям приличную сумму денег; приезжая в гости, привозила подарки. Пока что мама и отец были довольно бодры, полны сил и оптимизма, поэтому, хотя они и повторяли каждый раз, что скучают без нее, Лиза домой возвращаться не собиралась. В Швеции у них с тетей Валей было свое дело, были препараты, оборудование и главное – предостаточно богатых клиентов не только из Швеции, но и из России. Русскоговорящие специалисты для них были настоящим подарком судьбы, и платили они иногда получше американцев, которые тоже высоко ценили уровень европейской медицины.
