Виталий. Запись № 1. Город 33
Осеннее солнце ярко осветило комнату сквозь не закрытое занавесками окно. Я лениво потянулся, встал с кровати и разутым прошлёпал в уборную. День начинался обыкновенно, но в душе поселилась смутная тревога. Предчувствие перемен не покидало меня всё утро.
Я заглянул в соседнюю комнату и обнаружил, что сестра Ольга ещё спит. Она всю ночь провела за компьютерными играми. Отец сидел в уголке и гулюкал. Он сошёл с ума, когда мне исполнилось всего шесть лет. Мама ночь просидела перед визором и широко раскрытыми неспящими глазами пялилась в потемневший широкий экран на стене (я слышал от одного из друзей, что люди называли этот прибор телевизором, но быстрый темп жизни и стремление сокращать слова привели к тому, что прижилось другое название). Я покачал головой. Мама лишилась разума вскоре после моего семилетия. С того дня мы с сестрой вынужденно ухаживали за родителями.
Я подключил к разъёму визора зарядное устройство, присел на кровать и задумался. Неужели стану «овощем» подобно родителям? Почему все обречены на безумие?
Плохо, если ребёнок не хочет стать взрослым. Но я не желал становиться таким – полубезумным идиотом, и благо ещё мирным. Сверстники махнули рукой – если и станем сумасшедшими, то нескоро, а пока живут и наслаждаются всеми доступными удовольствиями.
Роковая дата – двадцать пять лет. Не знаю, почему, но многие жители городов (а деревень и сёл, поговаривали, не осталось, их снесли), когда доживали до первой серьёзной вехи, теряли рассудок и оставались помешанными до самой смерти. В европейских странах продвинутая молодёжь пришла к власти и приняла закон об эвтаназии по достижении сорокалетнего возраста. В интернете поговаривали, что его сделают всемирным и низведут число лет до тридцати. Но у нас в России медлили.
Люди потеряли счёт годам, и никто не помнил, когда началась пандемия безумия. Если судить по старым фильмам и передачам, что крутили по визору, раньше взрослые вели себя вполне вменяемо. Но потом… начался кошмар. Есть одна архивная запись – её, наверное, смотрели все. Увиденное вызывало отвращение и омерзение: тысячи людей на своих рабочих местах, в домах и на улице вели себя безумно: они буянили, крушили мебель, изображали животных. Те, кто ещё оставался в здравом уме, вкалывали им успокоительное. Другие сумасшедшие прыгали с высоты, бесславно прерывали собственную жизнь. Третьи пускали слюни, ползали по асфальту или полу. Бесстрастный молодой репортёр сообщал: «Неприглядную картину увидели сегодня жители многих городов по всему миру. Вирус безумия возник из неизвестного источника и поразил всех взрослых людей. Мы предполагаем, что сумасшествие ещё не охватило молодых людей в возрасте до двадцати пяти лет, но поразило всех, кто старше. Обезумели все: обычные работники и гениальные учёные. Некому найти средство от неизвестной болезни».
То, что мы увидели по визору, не полностью отражало правду. По рассказам отца, когда он ещё мог внятно говорить, вспышка безумия распространялась постепенно, вспыхивала то в одном городе, то на следующий день – в другом; этот репортаж засняли, видимо, когда страшная болезнь охватила весь мир. С тех пор мы живём по соседству с идиотами, без малейшей надежды справиться с неизвестной болезнью, поскольку все попытки молодых учёных разобраться в произошедшем провалились.
Я резко поднялся с кровати, надел серую, полинявшую от времени футболку (новой одеждой разживались не все – однотипные костюмы нечасто делали на автоматической фабрике), посмотрел на отражение в зеркале. Угловатое и бледное от постоянного беспокойства за родных лицо; русые волосы отросли до плеч – не хотел стричь; тёмная бородка; глаза с необычными зрачками – синий цвет переходил в зелёный. И некрасивые морщины на лбу и щеках.
Мне двадцать четыре года. Не хочу становиться безумцем. Почему я отличаюсь от беззаботной молодёжи? Сказалось воспитание отца – когда он ещё не стал сумасшедшим, всё время твердил мне: «Не повтори, сынок, моей ошибки… Я потратил время на развлечения, смирился и не искал способы справиться с безумием».
Я тяжело вздохнул, отбросил прочь воспоминания и отправился на работу – чтобы содержать безумных родителей, нужны деньги. Да и сестра ждала ребёночка, потому я не любил, когда она, будучи на седьмом месяце, ночи просиживала за компьютером. Я вообще терпеть не могу игры. Попробовал их на «вкус» лет в пять и забросил. Знакомые считают меня отсталым: у них почти все разговоры касаются игр. Мне плевать; они не задумываются о будущем. Похоже, не верят, что пройдёт два-три года – и они станут помешанными.
Мы с другом Михаилом работаем на фабрике по производству псевдопродуктов – ими питаются все. Что такое настоящая еда, мы знали лишь по визору из старых сериалов и передач – новых никто не снимал, потому что актёрское искусство вымерло. Молодёжь интересовали компьютерные игры, бесплатный интернет и вечерние безудержные тусовки. Последние я не посещал – не по пути со странными людьми. Они дёргаются в безудержном ритме под оглушительную музыку. А если это верный путь к сумасшествию? Тогда не лишне уберечь себя от подобного «удовольствия».
