Почему у нас все жалуются на то, что культуре нынче плохо живется? Да вы посмотрите на художественные дворцы наших живых национальных достояний – Глазунова, Шилова, Андрияки! В этих роскошно отреставрированных московских особняках вовсю пиршествует дух, царит культура и сытно отрыгивает муза. Однако именно наши титаны культуры больше всех и волнуются за нашу же культуру, хотя сами они – живое воплощение ее великолепия и достатка.
И это правильно, товарищи! Художник должен быть сытым, круглым и довольным. Он должен весь как бы лучиться изнутри сиянием и облучать им окрестные народы. Такова его нелегкая миссия на Земле. Только почему за мой счет? Вот именно разобраться со счетами я и пришел к отважному акварелисту, национальному нашему Сергею Андрияке.
Кто такой Сергей Андрияка? Он, как уже было сказано, акварелист. Художники бывают разные, их всех классифицируют по двум основным признакам – по тому, о чем они пишут и чем пишут. То есть тематически и технически. Тематическая классификация это: баталисты, маринисты, портретисты. А по технике исполнения – акварелисты, графики, маслянисты или как там, которые маслом пишут…
Я всегда думал, что акварелью пишут только дети, потому что это просто и незатратно – краски дешевые, вода в кране, бумага – не холст. Однако знаменитый акварелист Андрияка развеял мои иллюзии. Оказалось, что и большие дядьки, бывает, рисуют акварелью. И здесь даже существуют определенные хитрости, объяснил мне Андрияка. Во-первых, нету белой краски. Живописцу приходится оставлять белый лист там, где должно быть белое на картине. Во-вторых, эскиз предварительно не накидаешь карандашом – просвечивать будет. И, в-третьих, поверх однажды положенного мазка уже ничего не наложишь, как на «масляной» картине. Все делается сразу и набело. Зато в Англии выпускают очень хорошую бумагу для тех акварелистов, кто хочет большое рисовать, – рулоны шириной полтора метра и длиной 50 метров! Можно нарисовать панорамный вид и развернуть картину во всю стену выставочного зала. Я подсказал эту идею Андрияке. Ему не понравилось:
– Если по всем четырем стенам рулон развернуть, картина окна закроет.
Андрияка и так мучается со своими картинами. Например, когда он рисовал большой натюрморт с арбузами и дынями, то испытывал много трудностей. В частности, с продуктами.
– Сначала я нарисовал дыньку. Ведь нам, акварелистам, сначала приходится рисовать то, что на переднем плане. Потом – что на заднем… Например, сначала я рисовал лимон, лежащий на блюдце. А уж потом само блюдце!
– Невероятно!..
Естественно, столь масштабное произведение искусства за день нарисовать невозможно. Поэтому очень много дней своей бесценной для народа жизни Андрияка ухлопал на данное произведение.
– Это было сложно, – не скрыл Андрияка. – Потому что все гниет – дыни, арбузы… Сгнила дыня, я стал рисовать арбуз! Сгнил арбуз – я стал рисовать остальные продукты! Столько мух из-за этой гнили развелось!
– Чем вы их потом травили?
– Ничем. Я когда все выкинул на помойку, мухи сами собой исчезли.
– Это прекрасно…
Лицом Андрияка похож… Нет, неправильное начало. Потому что смотря как глядеть на его лицо – в фас или в профиль. В фас если, то Андрияка похож на басмача, а если в профиль, то, наоборот, – на Ленина. В душе его больше от профиля, чем от фаса: Андрияка по-ленински веселый и живой – все время смеется. А живость доказывается тремя женами и пятью детьми, нажитыми Андриякой непосильным трудом к 42 годам.
Тем не менее Андрияка скромен – если другие норовят организовать художественную академию, то он ограничился вечерней школой. В школе Андрияки вечерами и по выходным учатся рисовать акварелью дети и взрослые. Талантливые, но бедные дети, прошедшие отборочный тур, учатся за государственный счет. Бесталанные дети богатых нуворишей («наворовашей», как говорит моя жена) учатся за деньги.
Дети делают этюды – рисуют простые бытовые предметы. Богатые дети рисуют «сникерсы» и ключи от папиной машины со значком «Мерседеса» на брелоке. Бедные – семечки, мух и перегоревшие лампочки.
– Вот видите, всего год учатся, а уже могут изображать предметы! – гордится руководитель школы акварелистов. – Казалось бы, берут всякие никчемные вещи, ерунду всякую – луковицы, чашки, яйца, ложки, а как здорово…
– Яйца – это не ерунда, — машинально вставляю я, рассматривая детские поделки и удивленно понимая, что немного подучившимся детям уже дают рисовать обнаженную натуру. – А можно я приду посмотреть, как дети голую тетю рисуют?
– Приходите в субботу. У нас опытные натурщицы, некоторые по двадцать-тридцать лет работают.
– Пожалуй, в другой раз…
Особняк, выделенный московскими властями под школу акварелизма имени ныне живущего художника Андрияки, велик и со стороны даже похож на какое-то посольство. Он краснокирпичен, трехэтажен и вытянут вглубь двора. Он – олицетворение монументальной имперской культуры, о которой мы с неутомимым творцом прекрасного Сергеем Андриякой беседуем в его начальственном кабинете. Кабинет большеват. Но ведь и художник не мал!
– Большой художник должен рисовать большие картины! — соотношу я масштабы жизни. – А сейчас чего-то все больше по-мелкому работают.
– Ну, на дипломах и в академии у Глазунова делают большие картины. У меня тоже была такая возможность на дипломе. Там платят стипендию, дают мастерскую – вот ты сидишь и пишешь большую картину, ни о чем не заботясь. А после диплома возникает жизнь, когда нужно есть, пить…
– По-моему, это естественный процесс. Не стоит унывать.
– Тяжело сейчас искусству, – говорит Андрияка. – Раньше как было? Закончил молодой художник суриковский институт. У него было распределение. Он мог творить!
– Стоп!.. Куда это его распределяли творить? Плакаты рисовать про советскую власть?
– Нет, ну почему… Распределяли, например, на педагогическую деятельность. Были какие-то госзаказы. Например, детский сад оформить или школу.
– Это что, искусство – детский сад зайчиками разрисовать?
– Ну, смотря как разрисовать. Если талантливо сделать – искусство. Зато художник имел прожиточный минимум! А сейчас? Он выходит из института, а у него, не дай бог, семья, дети – ему уже заниматься творчеством нет возможности. Ему надо зарабатывать деньги!
