Александр Никонов - Сливки. Зеркало для героев нашего времени

Должен признаться, что за свою не слишком долгую, но весьма насыщенную писательскую жизнь я встречался со многими известными людьми. Причем от некоторых знаменитостей получил несказанное удовольствие. Иные – прямо Райкин и Жванецкий в одном флаконе!

Мог ли я не поделиться своими впечатлениями с тобой, читатель? Глупый вопрос. Да я был бы последней свиньей, если бы этого не сделал!

Я не свинья.

Александр Никонов

Дом Агутина – полная чаша. Чаша сия полна каминов, мебелей из мореного дуба, просторных террас и прочих нежностей быта. И среди всего этого великолепия совершенно теряется малюсенькая, похожая на мизинчик, тихая Анжелика Варум. Которая исправно пожарила мне и проснувшемуся в 16.00 мужу яичницу, после чего молча удалилась. Больше мы ее не видели. Святая женщина…

– Ну что, Леонид, я вижу, жизнь удалась. Дом за городом, квартира в Москве, дорогие машины у порога, послушная жена… Что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? Дети есть, но не досаждают, потому что учатся в Америке…

– А вот, кстати, не было целью, чтобы они учились в Америке. У меня мама педагог и много лет работала в школе, и я знаю уровень наших учителей и уровень нашего образования. Оно не хуже зарубежного. Просто родителям по состоянию здоровья нужно жить в Америке. И, пока мы мотаемся по гастролям, они смотрят за детьми – в Америке. Соответственно, там и ходят в школу.

– Американские школы – это кошмар. Негры страшные с пистолетами, металлоискатель на входе…

– Государственные школы – кошмар. А наши дети ходят в частную школу. И стоит это совсем недорого. В Москве это обошлось бы минимум в 10 раз дороже. Да и жилье в Майами дешевле, чем в Москве. Я уже так хорошо знаю Америку, что могу рассказывать о ней, как какой-нибудь Таратута. Это очень хорошая страна! Бензин в Америке ничуть не дороже, чем у нас. И в смысле шмоток тоже ситуация получше: в Москве вещи стоят раза в три дороже, чем в Штатах, если, конечно, мы говорим про хорошую одежду из бутика.

– Из бутика? Скромнее надо быть! Сходите на Черкизовский рынок. Цены вас приятно удивят.

– Можно и на Черкизовский. И ничего в этом плохого нет! Пошел бы и наверняка нашел бы там что-то приличное. Но не могу: стесняюсь узнаваемости.

– Сама скромность! Да вас там не узнают. Никому и в голову не придет, что в таком месте может оказаться Агутин.

– Как-то в Москве наверху в квартире рабочие делали ремонт. Мы с женой приехали рано утром с самолета, не спамши. А они как раз начали что-то сверлить, бурить, долбить в стену… Я поднялся наверх в тапочках и в трениках. Вошел, открыл варежку, чтобы закричать на них и потребовать прекратить долбить… Закричать не успел: узнали в первое же мгновение – полуголого, в тапках, трениках, с красными от недосыпа глазами. Это была немая сцена из «Ревизора». Они все поняли, замахали руками и прекратили шуметь.

Даже в Америке я не могу зайти в русский ресторан или магазин. Обязательно кто-нибудь узнает, тем более моя одежда в обычной жизни мало отличается от того, в чем я выступаю на сцене. Вот Анжелике в этом смысле проще, ее обычно узнают только по мне. А я очень узнаваем! Заходишь куда-то, и вдруг подвыпивший милиционер начинает с тобой радостно общаться, хочет вместе сфотографироваться. А у тебя, допустим, совершенно не то настроение, в котором было бы приятно общаться с подвыпившими милиционерами. Но чтобы не обижать человека, который лезет к тебе от души и при этом является потенциальным слушателем, приходится не быть букой, улыбаться, фотографироваться.

– Я понял, что жизнь ваша нелегка. Деньги, популярность… Популярность уже достала. А деньги?

– Деньги – это эквивалент свободы.

– И много у вас свободы?

– Хотелось бы больше! Но богатым человеком при помощи музыки стать нельзя. Хотя как-то жить можно. Россия в этом смысле не Америка. Скажем, если взять меня на пике популярности – в 1995 году… Агутин образца 1995 года – это сегодняшний Джастин Тимберлей в Америке. Но разве можно сравнить мой дом и дом Джастина!

– Вы же сами сказали, что в Америке жилье дешевле. Еще неизвестно, удалось бы Тимберлею прикупить такой участок рядом с Москвой, какой имеете вы.

– Этот участок достался мне даром. Мне его за какие-то неизвестные заслуги лет шесть назад подарила милиция – за концерты, наверное. Уверен, что и нашей доблестной милиции это ничего не стоило: здесь был пустырь, поле. Все эти дворцы тут выросли за последние лет пять. Я сначала вообще ничего тут строить не хотел. Потом меня убедили, что земля не должна простаивать и нужно строить. Я решил построить баню. И уж затем к бане решили пристроить дом. И, между прочим, в этом доме нет ничего, что было бы сделано за границей или куплено в магазине.

– Все с помойки! Угадал?

– Нет. Все, что здесь есть, сделано руками. Вот этот стол и стулья из мореного дуба сделал мой приятель, у которого бизнес на мебели из мореного дуба. Все кровати, тумбочки, комод, шкафы… даже вон те шахматы сделаны из ценных пород дерева. Сейчас на любую вещь поставь эмблему какого-нибудь Мазаретти, и все это будет стоить страшных денег. Но все это самодельное!

– Как вы все-таки умеете слова подбирать ловко – «самодельное»… «Ручная работа» – вот как правильно!

– Нет, надо было мне, наверное, поскромнее дом построить, чтобы вы не думали, будто пришли к какому-то бизнесмену. Я не бизнесмен, я творец.

– И все свое состояние вы натворили песнями. Раскройте секрет производства столь высокооплачиваемой продукции. Как строится шлягер?

– Вы хотите сделать из меня математика, который вычисляет шлягеры! Я не математик, я профессионал. Вот Чайковский, Достоевский – тоже профессионалы, но при этом творцы от бога. Я не буду петь то, что мне самому неприятно исполнять или покажется конъюнктурным. Не в смысле не имею на это морального права, а просто не хочу. Право-то я как раз имею: в конце концов, это моя работа, главное в которой, как и в любой другой, – поставить потребителю товар. Хотя когда-то я тоже пытался вычислять шлягеры…

В свое время меня заинтересовала поп-музыка: вот, казалось бы, ничего интересного человек не поет, а всем нравится… Я решил этим воспользоваться. Вообще-то я мечтал делать совсем другую музыку, но подумал: сначала можно сварганить что-то попроще, попопсовее, заработать на этом денег, а потом творить по-настоящему. Как я ошибался! Это такая глупость, такая утопия – думать, что ты можешь заработать денег на чем-то простеньком, а потом заниматься настоящим творчеством… Многие музыканты так думают… Но невозможно стать популярным и заработать денег на такой идеологии.