Афанасий Петрович Коперник сидел в своей комнате. На столе, у широкого окна, одиноко стояла откупоренная бутылка Столичной и рядом с ней гранёный стакан. Он внимательно смотрел на бутылку ещё полную, не начатую: – Ты, сволочь, меня напоить решила? – стал говорить бутылке, пристально глядя на водку, борясь изо всех сил сам с бой и с немилосердным испытанием немедленно выпить ее до дна. А повод у Афанасия Петровича был. В связи с окончанием сроков подготовки к первому пилотируемому полёту дисколета. Он страшно переживал. Его мучили сомнения и неуверенность в завтрашнем дне. Он, как гражданское лицо, поражался тупой иррациональности военных, пусть даже высших чинов, и не мог забыть ещё комфортного состояния, в котором он работал раньше под руководством академика Глушко. И ещё он был, почему-то уверен, что дисколет с пилотом исчезнет бесследно, и что на его совести будет это исчезновение. Он никак не мог противиться форсированию работ генерал лейтенантом Гариновым. При такой непривычной для ученного спешке, наверняка, снежным комом накопилось много незамеченных просчётов и недоделок. Они-то и могут быть выявлены только посредством многократных испытаний аппарата на земле и текущих за этим доработок, как было в бытность его работ у Глушко. А вот когда земные испытания покажут положительные результаты, тогда можно и в полёт выпустить дисколет, но в автоматическом беспилотном режиме. Его смущало только одно, ведь двигательной силой дисколета было пространство с аномальным всплеском временных отклонений. Значит, в беспилотном режиме, контроль за аппаратом в процессе полёта невозможно будет осуществлять. Значит где-то генерал и прав с одной стороны испытать дисколет в пилотируемом полете. А вот то, что испытаний на земле было недостаточно, повергало бедного ученного в страх за жизнь пилота и за его, Коперника, завтрашний день. И рука потянулась к прозрачной жидкости, так манившей к себе не преодолимой силой магнетизма. Холодное прикосновение уже ощутила ладонь. Как прохлада воды, манит путника пустыни измождённого жаждой, увиденная им в мираже, так предвкушая живительную влагу, что вот сейчас прольётся внутрь, Коперник, услаждая слух сладостным бульканьем, стал наливать водку в стакан. Как вдруг в дверь тихо постучали. Коперник перестал наливать водку, прислушался. Тишина была всюду. Он уже наклонил бутылку, чтобы наполнить до конца стакан, как стук в дверь повторился снова. Нет, это ему не послышалось. Он недовольно спрятал бутылку и наполненный до половины стакан в холодильник и подошёл к двери. Повернув ключ, открыл дверь. Удивлению Коперника не было предела. Перед ним стояла девушка с рыжими распущенными по плечам волосами и мило, и застенчиво улыбалась. На ее веснушчатом лице, догоняя друг дружку, бегали веснушки, а в карих глазах сияли лукавые искорки, обнажая иссини белые белки в опушением длинных и черных ресниц.
– Вы, кто? – выдавил из себя, крайне смущённый Коперник.
– А Вы меня не узнаете? – лукаво улыбаясь, спросила девушка знакомым голосом. И тут он простецки хлопнул себя по лбу ладонью правой руки, которая с минуту назад ощущала прохладу бутылки с водкой.
– Капитан Зарудная?!
– Так точно, товарищ ученный! – по-военному подтвердила гостья, – Правда я не в форме.
– Да проходите, что ли? – проговорил он не смело неуверенным голосом, не совсем понимая, что в таких случаях полагается говорить.
– Давно бы так. – Смело, шагая в комнату одинокого мужчины, твёрдо вымолвила Зарудная. На ней было темно-синее платье в белый горошек и совершенно не сочеталось с медью распущенных по плечам волос. Зато острые соски грудей отчётливо стремились продырявить ситец платья, и колыхались при каждом ее шаге. Наблюдательный Коперник догадался, что лифчика под горошком нет.
– Присаживайтесь. – Указывая на единственный стул у стола, на котором он только что сидел, сказал Афанасий Петрович. Зарудная села.
– Меня между прочим, Машей зовут.
– Так и что, а меня Афанасием Петровичем, и мне сорок пять, я не женат и в браке никогда не состоял! – проговорил скороговоркой он на одном дыхании.
– Мне двадцать пять лет не замужем, и никогда там не была! – в унисон ответила гостья.
– Ну, так давай поженимся? – недолго думая, выпалил Коперник. У девушки медленно стал открываться рот. Ее полные губы зашевелились, пытаясь что-то вымолвить, но слова застряли у неё, и лишь рот застыл в открытом виде. Коперник, нисколько не смущаясь, продолжал: – Ну, так что?
– Вы, ты, – заикаясь, начала говорить Маша, – что прямо сейчас?
– А чего откладывать? – серьёзно отвечая ей, Коперник стал колдовать в холодильнике, доставая оттуда закуску. На столе появилась нарезка из московской колбасы в вакуумной упаковке, голландский сыр, консервированные помидоры в банке и гроздь винограда в вазе. В самом конце он достал водку и два гранёных стакана, один был до половины наполненным.
– Извини – те, вот хлеба не успел купить.
Он ещё не договорил, когда Зарудная нервно схватила стакан с водкой и опрокинула его залпом. Затем, зажав рот кулаком, и выпучив глаза, с минуту сидела так. И вдруг открыла рот, как рыба, хватая воздух, закашлялась, и стала хохотать. Ее быстро развезло. Коперник с интересом наблюдал за поведением девушки.
– Ну, давай, наливай! – паяным голосом командовала она, но было видно, что ей с лихвой хватило этой половины стакана водки. Она опустила голову на грудь и зашаталась на стуле. Коперник снял вафельное полотенце с кровати, стал обмахивать им девушку. Она вдруг встала и заплетающимся голосом сказала: -Мне надо идти? – зашаталась и упала на кровать, мгновенно уснула. Коперник стоял и смотрел на неё, не зная, что делать? Затем, почесав лысину, подошёл к столу налил себе водки полный стакан, выпил до дна. Подошёл снова к девушке, аккуратно снял с неё туфли на высоком каблуке. Взял ее за ноги, как бесчувственное бревно, развернул на постели, укладывая удобнее под стенку, завешенную гобеленом, изображавшим крестьянский быт с пасущимися гусями на лугу и коровами. Затем укрыл ее свободным концом пледа. Стал вытаскивать из-под неё одеяло. Она вдруг заворочалась во сне. Плед сполз с неё, задрав платье до обнажённого пупка. Показались ее хорошенькие ножки и кружевные прозрачные трусы. Коперник подхватил двумя пальцами кончик платья и медленно, как бы нехотя, прикрыл им ноги девушки и заботливо поправил плед на ней. Справившись с одеялом, он выключил свет и, не раздеваясь, лёг рядом…
Зарудная проснулась первой. Настенные часы показывали шесть утра. Она, ещё не осознавая, где она, громко зевнула и вольготно развела руками, потягиваясь во всю девичью прыть. Когда нечаянно рука ее коснулась носа, затем губ спящего ещё Коперника, Маша Зарудная издала истошный крик. Насмерть перепуганный ученный, как ужаленный, вскочил с постели, не соображая, во сне ли он услышал этот вопль или на яву. И с удивлением увидел у себя в постели капитана Зарудную. Оба в крайнем удивлении уставились друг на друга, соображая, что с ними и, как так могло это случиться? Затем в памяти всплыла картина вчерашнего вечера. Маша молча выбралась из постели. Отряхнула платье, выравнивая смятую ткань, влезла в туфли, и, не попрощавшись, шмыгнула в дверь. По гулкому коридору раздавались ее быстрые шаги, звонко отбиваемые каблуками. Коперник почесал лысину и не спеша, побрёл в ванную. Надо привести себя в порядок, ведь сегодня ответственный день, испытание дисколета с пилотом на борту…
