Антон Макаренко - Смерть от любви (сборник)

Смерть от любви (сборник)
Название: Смерть от любви (сборник)
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2017
О чем книга "Смерть от любви (сборник)"

Обычно, или часто, когда делают обложку книги о кино, то иллюстрируют её кадрами из классических фильмов: обезумевший матрос с «Броненосца „Потёмкин“» или лиричный Чаплин с белой розочкой в зубах, или Софи Лорен, на худой конец… Или Самойлова, снятая через решётку в ракурсе… Я же, мы же попросили разрешения у Мастера использовать кадры его картины в живописном исполнении художника Андрея И. Ларионова. Нана Петровна Кавтарадзе попросила, та самая, что снималась у Михаила в другом его бессмертном фильме «Свадьба».

Режиссёр дал свое согласие, и вот его зонтик снова полетел над миром, а его герои снова потянулись за ним как за мечтой, или синей птицей, или самим счастьем, которое, увы, так неуловимо. Что и объединяет, на мой взгляд, все пять сюжетов, ужившихся под одной обложкой. Что же касается обратной стороны, то оно имеет свою драматургию. Романтический зонтик превратился в отнюдь неромантичный самолет, и третий герой нашей киноленты оказался на его фоне вдвойне обескураженным суровостью и жестокостью этого мира. В котором, однако, вечно будут сохраняться любовь, надежда, вера. Иначе зачем писать сценарии?..

Бесплатно читать онлайн Смерть от любви (сборник)


© Антон Васильев, 2017

© ООО «СУПЕР Издательство», 2017

* * *

Финансирование издания осуществлено «Фондом поддержки православной культуры» имени Святаго Благоверного Князя Александра Невского.

Автор благодарит Алексанра Ю. Иванкина за помощь в создании этой книги.

Про обложку

\Авторское предисловие\

Был у нас в кино такой замечательный актер, которого очень любил народ, – Пётр Алейников. С возрастом перестал он сниматься и стал ездить по разным площадкам с выступлениями перед зрителями со сцены, читал стихи. Приезжает, например, в какой-нибудь дом культуры в посёлок городского типа, гримируется, пьёт чай, а его устроители вечера спрашивают: «А что читать будем, Пётр Марты́нович?» – «А какой у нас нынче праздник?» – отвечает вопросом Алейников. – «Восьмое марта», – говорят. – «А какая у нас аудитория?» – «Швейная фабрика, швеи-мотористки, незамужние в основном». – «Ну, тогда, – говорит, немного подумав, артист, – поэму Твардовского «Ленин и печник»». В другой раз и в другом месте вдругорядь: «Какое событие?» – «День рыбака!» – «А где мы?» – «Дворец культуры торгового флота!» – «Ну, тогда, наверное, прочитаем им «Ленин и печник»»… И так-то вот почти всегда на том и договаривались.

Это я к чему? За двадцать лет моей работы во ВГИКе доводилось мне читать лекции по режиссуре, монтажу, а иногда и по драматургии – самым разным категориям учащихся. Даже абитуриентам-иностранцам, которые еще не знали языка, или студентам МАИ, которые читать не могут, только смотреть и считать. Были и операторы, и художники, и продюсеры, и сценаристы-заочники, не считая самих режиссеров. И что же? А то, что почти всем им и почти всегда я на первом же занятии, если не на втором, показывал в обязательном порядке самую любимую мною короткометражку 60-х годов, работу Михаила Кобахидзе «Зонтик». Самую универсальную для всех категорий, как лично я считаю, и жизнь это всегда подтверждала. «Какой у нас нынче контингент?» – спрашиваю я механика. «Нынче у нас художницы!» – «Тогда заряжай им «Зонтик»!»

Потом просят второй раз показать. А которые слов не понимают – так там слов и нет вовсе, как в великом немом было. Михаил Ильич Ромм, мой мастер, за это называл кино самым интернациональным из искусств. Кстати, дебютант из Грузии так и понимал одну из своих задач: восстановить достоинство кинематографа, как искусства прежде всего визуального, образного. Хотя я понимаю, что образы есть и в музыке, но изображение – всё есть образ, по определению, так же, как и сам Человек. Да дело даже не в этом, «не в гусях». Фильм Кобахидзе и мудр, и добр, и красив – это шедевр подлинного гения. И именно поэтому так горько, что несправедливо обошлись с ним, нет, не судьба, не суд Божий, а безбожные люди. И вот мне захотелось чуть-чуть \в искусстве всё на «чуть-чуть»\ восстановить историческую справедливость.

Обычно, или часто, когда делают обложку книги о кино, то иллюстрируют её кадрами из классических фильмов: обезумевший матрос с «Броненосца «Потёмкин»» или лиричный Чаплин с белой розочкой в зубах, или Софи Лорен, на худой конец… Или Самойлова, снятая через решётку в ракурсе… Я же, мы же попросили разрешения у Мастера использовать кадры его картины в живописном исполнении художника Андрея И. Ларионова. Нана Петровна Кавтарадзе попросила, та самая, что снималась у Михаила в другом его безсмертном фильме «Свадьба».

Режиссёр дал свое согласие, и вот его зонтик снова полетел над миром, а его герои снова потянулись за ним как за мечтой, или синей птицей, или самим счастьем, которое, увы, так неуловимо. Что и объединяет, на мой взгляд, все пять сюжетов, ужившихся под одной обложкой. Что же касается обратной стороны, то оно имеет свою драматургию. Романтический зонтик превратился в отнюдь неромантичный самолет, и третий герой нашей киноленты оказался на его фоне вдвойне обезкураженным суровостью и жестокостью этого мира. В котором, однако, вечно будут сохраняться любовь, надежда, вера. Иначе зачем писать сценарии?

Послушник Нило-Столобенского монастыря Антоний

20.09.2017

Антон С. Васильев, Марина Шептунова

Превращения третьеклассника Теряева

\сценарий художественного фильма\ 1982 г.

Над городом, на крыше старого серого семиэтажного дома росла берёза. Слабосильная, хиленькая, но росла, выживала, как могла, вцепившись тонкими корнями в лепное архитектурное излишество карниза, проникнув под листы кровельного железа. Город тянулся к мартовскому небу скатами крыш, башнями, трубами, шпилями и куполами, забелёнными поздним снегом. Ещё слабое теплом солнце смотрело сквозь облака, стремительно разносимые в стороны ветром.

– Раз, два, три, четыре, пять – всем из дома выбегать, – сказал третьеклассник Теряев, задержавшись на последних ступеньках в полумраке подъезда. – Кто не выбежит, того выберем! – и выбежал в солнечный двор.

У подъезда Теряева поджидали две дружелюбные собаки «дворянского происхождения». Теряев дал им поесть.

Собаки завтракали, но тут подошел Суровый Сосед с первого этажа со свернутыми в трубочку газетами в руках.

– Так всегда! – закричал Суровый Сосед. – Сперва всякую дрянь приваживаем, а потом лишаём болеем и удивляемся, откуда зараза! – и он уставил на Теряева свёрнутые газеты, как пистолетное дуло.

Теряев и собаки бросились врассыпную.

Молочные бутылки и баночки из-под майонеза позвякивали в сумке, когда Теряев шагал по бульвару в магазин.

Вдруг посторонний шум вмешался и нарушил мелодию теряевской стеклотары: отряд пионеров шлёпал по солнечным лужам со знаменем, горном и барабаном.

Теряев увидел восхитительную красную рамку барабана, сверкающие никелированные крепления, нежную желтоватую кожу мембраны – и окаменел. Барабанные палочки были золотистые. Они летали в воздухе легко и точно.

– Куда идешь, Теряев?

На лавочке сидел и кушал мороженое одноклассник Волков.

– В магазин, – сказал Теряев, провожая уплывающий барабан влюбленными глазами.

– Всё у тебя не как у людей, – сказал Волков.

– А что у людей? – заинтересовался Теряев, сел на лавочку и огляделся, выбивая ладонями по сумке барабанную песню.

Мимо со счастливыми улыбками шли и бежали люди и школьники.

– Весна, Теряев!

– Да, Волков, – задумчиво вздохнул Теряев. – А четверть кончается.

Волков доскреб палочкой остатки мороженого, бросил стаканчик в урну и тоже вздохнул:

– Весна, Теряев! Плачу и рыдаю.

– Это как?

– Всё радуется, оживает, всё тянется к счастью.

– Ну и что?

– Пора любви, дурень! Не видишь ты, что ли?

Теряев еще раз огляделся.

Мимо по-прежнему шли и бежали люди и школьники, но на этот раз от внимательного взгляда Теряева не укрылось, что и вправду что-то в мире стало не так спокойно. Теряев чихнул и сам себе сказал:


С этой книгой читают
Выдающемуся советскому педагогу Антону Макаренко удалось совершить невероятное. Благодаря особому педагогическому подходу он добился превосходных результатов в перевоспитании несовершеннолетних правонарушителей и беспризорных детей. Об этом рассказывается в самом известном и значимом произведении писателя «Педагогической поэме».Это книга для родителей, педагогов, преподавателей и всех, кому интересна жизнь и деятельность легендарного педагога Ант
Антон Макаренко – гениальный педагог и воспитатель. По мнению специалистов ЮНЕСКО только четыре педагога в мире, определивших способ педагогического мышления в XX веке, получили международное признание. Это – Джон Дьюи, Георг Кершенштейнер, Мария Монтессори и Антон Макаренко. Система воспитания Макаренко основана на трех основных принципах – воспитание трудом, игра и воспитание коллективом. И в России имя Антона Семеновича Макаренко уже давно ста
ЮНЕСКО выделило всего четырех педагогов, определивших способ педагогического мышления в ХХ веке. Среди них – Антон Макаренко, автор «Педагогической поэмы», известный своей работой с трудными детьми. Именно он предложил собственную систему воспитания и успешно воплотил свою теорию на практике.В книгу включено наиболее важное и значительное из огромного педагогического наследия А. С. Макаренко. Все, кого интересуют проблемы воспитания подрастающего
Работа классика отечественной педагогики Антона Семеновича Макаренко остается актуальной вне зависимости от времени. Остроумные, точные тексты вдохновляют уже многие поколения родителей. Автор размышляет над вечными вопросами воспитания: как привить детям доброту, уважение к старшим, чувство собственного достоинства, любовь к родине.
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
Собрание сочинений рядового писателя включает в себя рассказы и повести, написанные на протяжении нескольких лет. В своих рассказах писатель описывает жизненные ситуации, которые мы не замечаем, а если видим, то проходим мимо. Его герои отчасти списаны с его жизни. Жизнь страшно интересная, именно страшная иногда, но интересная.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
Выпускник военного училища Роман Погодин прибывает для прохождения службы в Среднюю Азию. Оказавшись в непривычном для него регионе, он сталкивается с особенностями условий жизни военных городков Туркмении и обычаями местных жителей.В перестроечные для Советского союза годы, в последствии, ставшими для него роковыми, главный герой попадает в различные сложные и необычные ситуации, из которых ему приходится выпутываться, используя смекалку и приоб
Участники спиритуалистического движения в Мексике собрали откровения, полученные в этой стране с 1940-х по 1950-е годы. Книга содержит не только множество свидетельств того, что время Второго Пришествия Христа настало, но и ясное учение о том, что Христос является людям уже не в человеческом образе, а проникнув в наши сердца и наполнив их Духом Святым. «Третье время» – это разбитая по темам подборка из всех двенадцати томов «Книги Истинной Жизни»
В этой книге все документально, без примешивания сторонних идей в местные реалии: только о городе и о том, что с ним прямо связано. Потому что о Чикаго мало кто знает – так почему-то сложилось. О Нью-Йорке или даже о Майами знают лучше, хотя Чикаго – едва ли не второй город США по величине, а объектов с эпитетом «чикагский/ая/ое» в самых разных отраслях предостаточно. Тут почти журналистика, правда, интеллектуальная, читая которую получаешь не
Исследование Томаса Ходжа посвящено «артистически-охотничьей» стороне жизни Ивана Тургенева. Для своей работы автор выбирает эксцентрическую точку зрения, что позволяет по-новому взглянуть на наследие писателя: с этой точки зрения тургеневские отношения с лесами, болотами и их обитателями становятся необходимыми для понимания его творческих и идеологических концепций.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Война России с Японией стала одним из самых громких событий fin de siecle, рубежом, с которого начался настоящий, а не календарный XX век. В книге исследователя Франка Якоба «Русско-японская война и ее влияние на ход истории в XX веке» небольшой, казалось бы, региональный конфликт на Дальнем Востоке предстает эдаким взмахом крыла бабочки, который повлиял на весь глобальный мир и открыл прямую дорогу к Сараево и ко всем последующим потрясениям сто