События вымышлены, любые совпадения случайны.
1.
Майор милиции Сергей Перов, высокий стройный блондин с простым русским лицом был склонен к отвлеченному мудрствованию про себя и строгим логичным рассуждениям вслух. А каким ему еще быть при таком роде занятий и внешности? Этот спокойный по натуре тридцатилетний парень любил свою невесту, студентку Наташу Сомову, увлеченно и ответственно занимался сыском в отделе по расследованию убийств и предпочитал отдыхать от трудов праведных и, следовательно, неблагодарных в однокомнатной квартире на восьмом этаже длинной и скучной, как сновидение после обжорства, девятиэтажки. А, какие еще предпочтения могли в нем возникнуть при такой зарплате?
Последнюю книгу майор прочитал в университете. С тех пор его собственные жизненные впечатления были сильнее, чем художественное описание чужих. Просматривать газеты и внимать сводкам новостей он считал долгом службы. В музыке ему нравились Моцарт, «Битлз» и «Мумий Тролль», в кино и театре все, на что Наташе удавалось его затащить. Сам он потребности купить билет не испытывал, но, очутившись в зале, поддавался магии экрана и энергетике сцены. Поэзии и живописи для майора не существовало вовсе. Человеком он был честным и порядочным, но к благородству, подразумевающему еще и осознанную жертвенность, не стремился. Понимал, как трудно годами сохранять в себе детское хорошее, поэтому к приобретению все новых и новых добродетелей относился иронично.
С юности он не мог уразуметь, почему одни присваивают себе право отнимать деньги, здоровье, жизнь, а другие чуть ли не вменяют себе в обязанность без сопротивления это отдавать. Наташа говорила, что ее жених странствовал по пустыне насильственных смертей, мучаясь жаждой справедливости и возмездия. И частенько принимал за источники миражи. Сергей признавал содержание высказывания глубоким. А форму второкурснице охотно прощал. Ему было приятно, что она говорит о нем красиво.
Но на службе он бывал жесток, и ни мольбы, ни увещевания, ни слезы на него не действовали. В подобные минуты Перов ни от кого не принимал оправданий даже в обычных человеческих слабостях, и слыл мужиком беспощадным «от идейности», а не от природы. Все знали, майор судит не по словам, а по делам. За высокое умение он многое прощал даже несимпатичным ему людям. За нежелание учиться полагал полезным наказывать и талантливых обаяшек. Иногда Наташа принималась уверять его, будто в карателях из милиции агрессивности должно быть не меньше, чем в бандитах. Иначе зло не победить. «В нас не импортная агрессивность, а доморощенная ненависть к подонкам», – снисходительно отвечал Сергей. Его впечатлительная невеста почему-то вздрагивала и потом долго затевала разговоры лишь на нейтральные темы. Словом, майор Перов был таким, каким был, и ежедневно убеждался в том, что бывают люди гораздо хуже, чем он.
Тем ранним сентябрьским вечером понедельника Наташа с Сергеем отправились в молодежный клуб на дискотеку. Студенты и старшеклассники героически боролись с последствиями шока, в котором оказались из-за как всегда неожиданно начавшегося «учебного процесса». Но трепа поначалу было не меньше, чем телодвижений: завсегдатаи встретились после долгих каникул и развлекались поисками приятной новизны друг в друге. Собственно, майор уговаривал Наташу, Тату, как он ее именовал, предаться удовольствию медленных домашних танцев после яичницы с сухим вином. Соблазнял мороженым на десерт. Но девушку неудержимо тянуло в народ. И Перов уступил. Не мучить же ее рассказами о том, как тягостны ему порой посещения «скачек». Доверчивая Наташа самозабвенно резвилась, а он замечал и продавцов дури со шмыгающими взглядами, и вконец окрутевших благодаря наличию ножей в карманах ребят. Его раздражали постоянно возникавшие крохотные скандальчики: «Отпусти мою руку, кретин… Отвали от девушки… Да не хочу я твоего пива… Ты чего лягаешься, совсем опух»… Перов напрягался, зная, что рано или поздно придется вмешиваться. И это ожидание не добавляло симпатии к оглушавшему звуками, нервировавшему световой рябью, то есть мало приспособленному для милицейской практики месту.
На сей раз вокруг царили мир, ленца и благодушие. У майора получилось расслабиться и потанцевать вволю. Разрумянившаяся Наташа отпустила своему «мишке косолапому» комплимент удивленным и веселым тоном. Довольный Перов проворчал, что не лыком шит. Почему-то, чем хуже девушка танцует, тем строже она к партнеру. Но благородный Сергей не позволял себе называть ее медведицей, хотя иногда хотелось. Наплясавшись до легкого гудения в икроножных мышцах, влюбленные обнялись покрепче и пошли гулять под еще зелеными, но уже по-осеннему горьковато и грустно пахнущими тополями. Тата взахлеб делилась институтскими впечатлениями. Сергей изредка вклинивал в ее насмешливый монолог одно и то же:
– Зачем тебе оставаться у матери? Подумаешь, отчим в командировке! Что значит, она боится ночевать одна? Взрослая женщина за надежной дверью. Ладно, признаюсь, я тоже боюсь ночевать без тебя, но на меня всем плевать.
– Сереженька, мы ведь не женаты, – смеялась лукавая Наташа.
И упрямо направляла Перова в нужную ей сторону. Во всех смыслах. Потому что, шагая к дому ее мамы, он еще и нудил:
– Я готов к браку, давно готов. Ты сама решила проверять чувства.
– После того, как в течение месяца твоя служба не оставляла тебе времени подать заявление. Но я хорошо поступила. Дольше тебе, придире вредному, не надоем, – заливалась счастливым хохотом Наташа.
– Ты мне никогда не надоешь, ты это знаешь, но отказываешься, – сурово перекладывал на девушку ответственность за мешающие ему обстоятельства майор.
Их перепалка звучала тихим воркованием, которое старые, не годные к любви циники называют напрасной банальностью. Под него молодые люди и добрались по сумеречному городу до необходимости расстаться. И как-то резко, сразу не волшебными подвижными огоньками и манящими маяками, а фарами и окнами стали фары и окна. На асфальте появились лужи и выбоины, ветер проявил склочный злобный нрав, прохожие сгустились до ощущения вялотекущей в никуда толпы. Улица показалась Сергею и Наташе сырой и неуютной.
Когда Перову доводилось провожать Тату «к ней», он не ограничивался поцелуем и топтанием возле подъезда, пока невеста не крикнет с балкона: «Я в порядке, до свидания», не махнет обеими тонкими руками, будто гоня его прочь. Бдительный майор неизменно поднимался к двери квартиры, напомнив легкомысленной девушке: «На наших вонючих лестницах какая только шваль не располагается для своих мерзостей». «Ни разу не видела ни швали, ни мерзостей», – рассмеялась Наташа, услышав это от него впервые. Но с тех пор они почему-то постоянно натыкались на практикующие секс в причудливых позах пары, вовсю гудящих собутыльников, отключившихся пьяниц, бомжей, онанистов, торопливо засовывающих использованные шприцы за батарею наркоманов. Создавалось впечатление, что по мере открытия в громадном городе баров, кафе, бистро, ресторанов, дискотек и клубов, у обнищавших, но все еще живых и подверженных общечеловеческим страстям граждан возрастала популярность лестничных клеток. И никакие кодовые замки препятствием не служили. Поначалу Наташа храбрилась и вышучивала охранные инстинкты майора – расширявшие сферы применения парадных бедолаги с жильцами были едва ли не милы. Но после того как ее смертельно напугал странный тип, чертом выскочивший из заплеванной кабины лифта с гостеприимно распахнутой ширинкой, перестала отказываться от сопровождения Перова. Она еще не дострадалась в одиночестве до риторического: «Кто на меня польстится», и не свихнулась до конкретного: «Меня хочет каждый встречный мужик». Таких, нормальных, чаще всего и насилуют, поэтому рисковать смысла не имело.
