Доктор в белом халате сидел за столом у себя в кабинете и что-то раздражённо писал. У него было сухое, вытянутое, желтое от постоянного курения лицо, с вечно недовольными поджатыми губами и тонким носом. Его коротко подстриженные волосы были почти полностью захвачены сединой. За окном уже было темно и в свете уличного фонаря шёл сильный снег.
В коридоре раздались тихие шаркающие шажки. Доктор каким-то внутренним чутьем понял, что это к нему, но продолжал писать. Более того, по раздражающему звуку, который при ходьбе издавал идущий человек, доктор уже понял, что разговор будет глупый и неприятный. Как, впрочем, и сам посетитель. Шаркающие шажки приблизились к самой двери. “Сейчас постучится и, не спрашивая разрешения, откроет дверь” – подумал доктор.
ТУК, ТУК, ТУК – глухо раздалось по кабинету. Дверь чуть–чуть приоткрылась, и в открытую щель просунулось полное, щекастое лицо. Люди с такими лицами обычно являют собой яркий образ пухленьких и добродушных весельчаков. Но не в этом случае.
– Тук, тук, можно? – спросил толстячок.
Доктор хмуро поднял голову и усталым взглядом уставился на Стажера, прикрепленного к нему в клинике. Человек без высшего образования, просто сын богатого отца, почему-то решил, что может хорошо себя проявить именно в больнице для душевнобольных. Любого другого, Доктор не стал бы терпеть и выгнал из своей больницы с первой же минуты как тот открыл свой рот. Но увы, в данном случае он был бессилен. Приходилось переносить и этого толстяка и то, что тот говорит.
– Да, заходите, – сухо ответил доктор.
Стажер подошел к самому столу и без приглашения, вальяжно сел, на стоящий рядом стул…
– У меня к вам суперпредложение, – широко улыбаясь, сразу начал Толстяк. – как вы знаете, у нас в клинике в основном душевно больные, потерявшие разум после недавней войны, и я предлагаю устроить вам… Нам… Нет, им, своего рода социально-ролевую игру, позволяющую снять стресс, оставленный войной.
Стажер с сияющей улыбкой посмотрел на доктора, ожидая либо одобрения, либо хоть какого-то проявления интереса в его лице. Сам же доктор думал лишь о том, что отец этого молодого человека слишком влиятельная фигура, чтобы можно было его сына просто так выгнать из кабинета. Идеи о новых нестандартных подходах к лечению душевнобольных появлялись у толстяка чуть ли не каждую неделю. Стажер словно не понимал, что речь идет не о комнатных растениях, не о дрессированных кошечках, а о живых людях, просто со сломанной психикой.
– Ну и что у вас за идея про игру? – кисло спросил доктор.
– Я предлагаю устроить игру в войну, – с широкой улыбкой ответил Стажер. – мы выводим больных в ближайший лес, одеваем в белое и даём каждому по несколько тряпичных шариков, смоченных краской. Они кидаются ими друг в друга. В кого попали, тот убит. Таким образом, в их сознании память о войне превратиться лишь в игру. Смерть не настоящая, боли нет, страха нет, страданий тоже нет. Чего переживать? Ну как вам?
– Бред. Абсолютный антинаучный бред, – твердо отрезал доктор. – это лишь усугубит их состояние. Больным нужен покой, покой и только покой, – он скривился. – и никаких игр в войнушку.
– Но вы даже не хотите попробовать, – Стажер обиженно закусил губу, из-за чего его полное лицо стало походить на поросячье. – это уже пятая идея, которую вы отвергаете, даже не пытаясь попробовать. – он вскочил на ноги. – я пожалуюсь папе! Я скажу, что вы специально не пропускаете мои идеи из-за того, что я попал сюда вне конкурса зачисления! – его голос сорвался на визг.
Доктор устало прикрыл глаза, сейчас ему как никогда не хотелось лишних проблем. На минутку ему самому стало интересно, чем закончится вся эта затея, хотя он заранее понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ему не было жалко пациентов, глубоко в душе за постоянной усталостью, в нём накопилось достаточно большое количество раздражения и злости на некоторых из них. Но больше всего, перед скорым выходом на пенсию, ему не хотелось создавать себе проблем. Устав препираться, он решил дать свое разрешение, максимально обезопасив себя от возможных последствий.
– Ладно, – доктор сцепил руки в замок и посмотрел поверх сжатых пальцев. – можете провести свою игру. Но всю ответственность за это мероприятие я перекладываю на вас. Нет! Вы сами берёте всю ответственность на себя.
Лицо Стажера просияло и он, пообещав, что всё будет на высшем уровне, пританцовывая, вышел из кабинета, как всегда, забыв закрыть за собой дверь. По коридору раздавался радостный звук шаркающих шажочков.
***
Нас построились в две шеренги по росту. Меня поставили спереди. Это плохо. Не люблю стоять первым и чувствовать себя открытым. К тому же я, как самый высокий, стоял в самом в начале. Очередное утреннее построение без смысла и цели. Когда же уже будет хоть какой-то разумный приказ?
Какой-то толстяк в сером пальто долго и нудно рассказывал о некой игре, в которой мы все примем участие в ближайшее время. Явно какая-то штабная жирная салага, ни разу не бывавшая на поле боя. Что он там вообще может сказать по делу? Я же, зная, что в любой момент может начаться атака противника, постоянно следил краем глаза за единственной дверью в помещении.
Я не совсем понимал, где я нахожусь. В последнее время у меня был какой-то сумбур в голове. Просто после штурма столицы врага, когда, как казалось, мы победили, наше командование внезапно предало нас. Я никогда не забуду, как нашу часть разоружили, построили и нам сказали, что мы победили и что мы расформированы. Я, как и все остальные, крикнул “УРА”, но потом раздались взрывы. Война не закончилась. В тот момент я кинулся бежать, для того чтобы найти укрытие и оружие, а потом продолжить бой. Но я не помню, как в дальнейшем оказался здесь, в этой странной казарме, где встретил некоторых своих сослуживцев.
Погружённый в печальные мысли о прошлом, я прослушал практически все, что говорил тот толстяк. Мой мозг просто отказывался принимать информацию от такого ничтожества. Нам крикнули отбой, и я поплелся к своей койке.
– Снегирь, ты слышал? – ко мне подошел Барс.
Это был мой друг и сослуживец. Мы с ним вместе очень долго отбивали наши северные перевалы. Он был коренастым, чуть лысеющим мужиком с ярко рыжими волосами, умеющим не выглядеть опасным, но на войне показавшим себя профессионалом. Из нашей десятки в живых остались только лишь мы с ним.
– Ты слышал? – вновь повторил Барс. – через неделю нас ведут в бой. – он потянулся и продолжил. – ну, наконец-то. Я уже устал от этого простоя.
Я непонимающе склонил набок голову
– Я ничего не слышал о том, что планируется какая-то операция.
Барс усмехнулся, из-за чего его лицо приобрело хитрое кошачье выражение. Когда-то, благодаря своей выразительной улыбке он и получил от нас свое прозвище, в дальнейшем ставшее позывным.
