1. Пролог
Зазвенел мороз на солнце! Понеслась пурга! Небо заголубело, словно весну почуяв, а про неё ещё и думать не следовало!
А стайка неугомонных ребятишек, высыпав в такой холод, принялась за привычное дело: а ну, бабу снежную ваять! Да не так-то это просто было сделать, снег не липкий на морозе, щёки алым горят, да разве их это когда-нибудь останавливало?! Смеются на перебой, шары катают! И не холодно, нет! Весело, да радостно!
Кое-как в кучу снежок свалили, да по бокам добавили, ладошками прохлопав. Притащили платья старые мамкины, да бусы из рябин, что птицы склевать не успели, и ну давай бабу свою украшать! Вышла баба на славу – загляденье, фигуристая, да нарядная! Красота одним словом!
Потоптались, полюбовались, да на горку ледяную отправились – ещё одна забава, которую пропустить нельзя. А мороз – ну что мороз? Детям он не помеха…
Поглядывала на них старая Анисья, опару замешивая, любовалась. Даже узоры на стекле рукой растёрла, чтоб краешком глаза на чужих ребятишек взглянуть – своих у неё не было, как ни старалась. Вот и жизнь уже к закату клонилась, а печаль по этому поводу всё не отпускала. Нет-нет, да и всплакнёт, глядя на весёлую ребятню, резвящуюся на улице. Не завидовала, но печалилась, тихо было в её доме, тоскливо.
Вот и чужие детки разбежались, и тишина вновь тяжким грузом опустилась на уставшую душу. Дед Тимофей на печи лишь похрапывал – ему что, наколол дров, притащил воды, да свободен. Дел зимой немного, да и скотины им на двоих козы да коровы хватало.
Темнело уже, а Анисья так и сидела у окна, глядя на творение рук детских. Неказистая вышла нынче у них снежная баба, да всё лучше, чем ничего. Вот если бы кто из взрослых подсобил…
Накинув на плечи тёплую свиту, Анисья вышла на улицу. После тёплой избы мороз иголками кольнул лицо и шею, да и руки замёрзли, вот только в избе сидеть вовсе не хотелось. Мороз крепчал и яркие звёзды предвещали и завтра холодный денёк, но на то зима и есть, чтобы холодно было. Весна всех согреет.
В темноте одинокая фигура перед избами казалась бледным истуканом, но женщина подошла к ней, продолжая рассматривать. Жаль ей стало несчастную, и не смотри, что не живая, а всё ж творение рук человеческих! Протянула руку, «лица» коснулась. «Вот бы дочка у меня была, я б с ней с утра до ночи играла, вместе бы баб снежных лепили!» - подумала Анисья. И, задумавшись, пригладила снег, придавая ему форму глаз да бровей, носа, шею поаккуратнее. Не заметила, как время прошло. Замёрзла, устала, да от мыслей скорбных отвлеклась. Да спать отправилась – поздний час на дворе стоял, пора была возвращаться.
2. Глава 1
Вначале родилась мысль, за ней другая.
Её словно тянуло из мягкого насиженного места в иное, незнакомое, холодное и… твёрдое. Душа, отвыкнувшая от всякой оболочки, привыкшая к свободе, с удивлением узнала себя в новом теле. Не испугалась, но с непривычки замерла.
Первыми дрогнули тонкие белые пальцы, после руки согнулись в суставах, а за ними и плечи расправились. Тело зашевелилось, шея повернулась, помогая голове осмотреться. Но она ничего не понимала и не узнавала.
Ноги сделали первый шаг, не давая больше возможности телу остановиться. Она двигалась, она шла, она могла говорить, произнеся вслух несколько слов на, казалось, незнакомом языке, но не помнила, кто она и откуда взялась.
Но безошибочно двинулась в сторону ближайшего дома.
Света лучин не было видно, но из трубы столбом валил густой дым. Значит, там были люди.
Дойдя до двери, она неуверенно постучала, но, не получив ответа, повторила свою попытку. Кто-то закашлялся с той стороны, и она замерла, ожидая реакции тех, кто, должно быть, сейчас впустит её в избу.
Дверь и впрямь скоро открылась, и свет луны выхватил из темноты бледное заспанное лицо уже немолодой женщины. Она куталась во что-то тёплое, и с подозрением пыталась рассмотреть, кто побеспокоил её посреди ночи. А после, осенив себя крестным знаменем, отступила вглубь комнаты, но тут же подалась назад.
***
Не спалось старой Анисье, хоть убивай. Всё передумала, перемыслила, все глаза проглядела. Вот и жизнь к концу подошла, а всё одно и тоже. Не было у неё счастья, не было той жизни, о которой мечтает каждая баба. Тимофей мерно храпел на печи, лишь изредка замирая, и Анисья всё пыталась уснуть, но горькие мысли так и роились в больной голове. Скорее бы уж что ль смерть пришла да мучать её перестала.
Вздохнула, поворачивая уже ставшее непослушным тело на другой бок. Спать пора, вставать уж скоро. А она, считай, не ложилась.
Казалось, сон сморил её, да сквозь эту чуткую дремоту услышала она стук – тонёхонький, едва различимый. Неужто нечистая разыгралась? Али мышь в углу возиться начала. Кот Васька навострил уши, но с места не шелохнулся. Лишь замер, вытаращив глаза на дверь.
А меж тем стук повторился.
- Кого принесло на ночь глядя? – проворчала старая Анисья, зная, что не разбудит Тимофея – тот был глуховат и днём, а уж ночью хоть колуном по башке стучи – не услышит.
Мелькнула мысль – а может не открывать вовсе? Свои все дома, а чужие… И всё же то, что на улице мороз, не давало старухе покоя. Всё ещё ворча под нос, она накинула спешно шаль на плечи, и подалась к двери тяжёлой походкой, скрепя половицами.
Васька жалобно и громко мяукнул, испуганно зыркнув на неё зелёными горящими во тьме глазами. Ох, не к добру… И всё же проверить было надо.
Скрипнул тяжёлый засов под её руками, дверь, врезавшись в наметённый к порогу снег, открылась не сразу. А после…
- Матушка пресвятая Богородица! – воскликнула Анисья, сощурив подслеповатые глаза. – Это ещё кто?..
Перед ней, шаркая босыми ногами, стояла девочка лет семи, абсолютно голая, с растрёпанными волосами и такими огромными глазами, что впору было залюбоваться. Да вот мороз никуда не делся, и Анисья, схватив девчонку за плечи, потянула в избу, срывая на пути со своих плеч шаль, кутая в неё несчастную. Сердце так бешено заколотилось в груди, что впору было задохнуться, но сейчас её волновало другое. Девочка… её нужно было спасти любой ценой!
Та не сопротивлялась, делая всё, что требовала от неё старушка. Усадив пришедшую на свою ещё не успевшую остыть кровать, она укутала её в одеяла, подбросила дров в печку, налила в кувшин воды, сунув его в устье чтобы подогреть. Отыскала сушёные травы, бруснику да смородину – заварит, добавит мёда, да согреет дитя.
Девочка всё это время следила за ней глазами. Светло стало от огня, и теперь Анисья отчётливо видела её светлые, почти белые волосы, огромные голубые очи, обрамлённые светлыми густющими ресницами, да худющую фигурку, почти незаметную под тёплым ватным одеялом. Кожа девочки была не белой – мертвенно-бледной, но это Анисья списала на переохлаждение. Вот сейчас напоит ей отваром, подлечит, и…
