Каждый кто владеет грамотой, пишет своё собрание сочинений. У одного оно состоит из школьных тетрадей, служебных записок и десятка писем, посланных жене из санатория. У другого – ещё и стопка научных статей или даже монографий. У третьего… Впрочем, пусть читающий эти строки отвлечётся и сам прикинет состав своего полного собрания сочинений. «Рукописи не горят» – и сочинениям нашим часто суждено путешествовать по времени с нами и после нас.
Увы, нам с легкостью удается замусорить своё собрание сочинений, зато написать главное получается не всегда. Всё незавершённое, оборванное или не перешагнувшее границ замысла составляет вторую часть нашего наследия: собрание несочинений.
Грань между сочинением и несочинением не всегда очевидна. Семя, росток, побег… Замысел, набросок, черновик… Да и сам человек, сочиняющий или не сочиняющий, каждая человеческая индивидуальность несёт в себе такую же неочевидность. В каждом из нас заключён некий замысел личности – наверное, глубокий и полноценный, но нуждающийся в том, чтобы мы наполнили его своей жизнью. Достаточно ли мы преуспеваем в этом, успеваем ли дописать эту доверенную нам рукопись или нет, но замысел существует и жаждет раскрытия.
Где-то я читал про писателя, уставившего целую полку роскошно переплетёнными книгами собственного несочинения. Не сочинения, но замысла и воображения. Названия этих книг были для него реальностью, и чистые листы под переплетом как бы несли невидимый постороннему текст. (Текст этот обладал, надо думать, немалыми достоинствами в силу своего чисто идеального существования.)
Можно увидеть здесь не просто анекдот, но притчу – символ уважения к замыслу, признание ценности зерна, в котором потенциально заключено растение.
В этом ключе мне и хотелось составить своё собрание несочинений: дать небольшую, но реальную жизнь внутренним замыслам, которые мне самому порою представляются чем-то уже существующим – книгами на полке…
С такими намерениями приступал я к первой редакции «Собрания несочинений». Было это в 1981 году, и на моей воображаемой полке стояло намного больше несочинений, чем сочинений (а о напечатанных книгах не приходилось и мечтать).
Но у этой книги оказался свой характер.
В двери «Собрания несочинений» забарабанили кулаками и те книги, которые уже были написаны. Вы уже существуете, что вам ещё надо? – сопротивлялся я. Но мы неопубликованы, мы ещё рукописи, ты будешь нас переделывать, значит мы недосочинения, пиши о нас тоже! – убеждали они меня. Мелкие разрозненные сочинения вроде стихов или афоризмов собирались компаниями и заявляли: мы вместе можем стать книгой, о ней здесь тоже должно быть написано. Даже две-три опубликованные книги, стремились совершенствоваться дальше и отрицали свою окончательную сочинённость.
В конце концов я и сам перестал понимать, каким образом можно отделить сочинения от несочинений. Что говорить – над каждой написанной книгой хочется ещё поработать, тем более когда никто не вырывает её из рук для немедленной публикации. И как для любящих родителей выросшие дети всё-таки остаются детьми, так и для меня даже самые доработанные мои сочинения в чём-то остаются несочинениями. Каждое из них я с удовольствием бы довёл до новой редакции. Слишком остро порою ощутимо отличие реализации замысла от его внутренних возможностей.
И если говорить о замысле личности, то, может быть, его в большей степени раскрывают именно замыслы творчества, а не результаты. Ведь каждому из нас приходится иметь дело с собственной недосочинённостью, и не всегда мы её преодолеваем достаточно удачно. А замысел – это Замысел.
Своего рода несочинением осталось и само «Собрание несочинений».
Может быть, мне и не хватило бы энтузиазма взяться за него снова, если бы не переход на компьютер (здесь я не могу удержаться от похвалы прогрессу, который дал пишущему человеку больше творческой свободы в обращении с текстом!). Пока «Собрание несочинений» оставалось машинописью, трудно было представить, что я буду ещё с ней работать. Но когда она оказалась введённой в компьютер…
Стоило заглянуть в файлы – и удержаться уже было невозможно. Магическое электронное обминание текста, когда не нужно думать о ножницах, клее, корректуре и перепечатке, началось как бы само по себе… Впрочем, на совершенно новый вариант книги решимости не хватило. Чем дальше шло время, тем существенней менялись несочинения, некоторые из них становились сочинениями, зато всё больше появлялось новых замыслов. Так что я могу лишь привести в порядок написанное и вкратце дополнить его описанием тех метаморфоз, которые произошли с замыслами и текстами.
Почему мне это важно – выделить главные для себя книги? Не потому что меньше дорожишь остальными. Это как камертон: вот мои основные задачи, моя основная работа.
Лет в шестнадцать-семнадцать я очень переживал – что ждёт меня в будущем? Ну, семья. Ну, работа. Ну, путешествия по новым местам во время отпуска… А что же ещё?.. И не мог я ответить на этот смутно беспокоящий вопрос.
Тогда я почти ничего не знал о главном. О том, как жизнь может быть освещена любовью. О том, что творчество наполняет каждый день увлекательными приключениями. Что работа, которой зарабатываешь на жизнь, может оказаться по сути всего лишь игрой и развлечением, а в главной работе, никому не заметной, нет ни отпуска, ни выходных. Что есть и ещё более главная работа, о которой даже сказать ничего толком невозможно, только стараться, чтобы она совершалась. И что даже главная работа становится рабочим материалом для этой ещё более главной работы…
Теперь знаю. И поэтому так хочется прежде всего видеть главное. А в главном – ещё более главное. И время от времени приходится делать это заново. Раз и навсегда не получится.
* * *
Долгое время самой важной из написанных и ненаписанных книг для меня была КБТ, «Книга без титула». Она и была рассчитана на то, чтобы вкладывать в неё все те философские идеи, которые возникнут у меня после завершения первой редакции. К ней тесно примыкали замыслы книг «Внутреннее ориентирование» и «Волшебный возок».
Эти книги представлялись мне своего рода философским триптихом, в котором «Книга без титула» сосредоточена на проблемах выработки общего мировоззрения, «Внутреннее ориентирование» – на проблемах становления души и личности, а «Волшебный возок» – на проблемах начального периода жизни.
Но постепенно всё стало видеться иначе.
На первый план вышла «Философия ориентирования», которая должна была содержать самые важные из найденных мною мировоззренческих представлений.
