По воскресеньям Василий Павлович ходил к обедне. В нынешнем, 1942 году ему исполнилось семьдесят пять, и с самого детства всего один раз он этой привычке изменил: в двадцатом году его инфлюэнца настигла, начался сильный жар, как раз в субботу дело было. И в воскресенье в церковь не пошел – лежал в полубеспамятстве, бредил. Выжил тогда, слава богу. До революции, когда торговал, бывало, что в других городах и селах в воскресенье оказывался – там всегда находил православный храм и посещал службу. А дома всю жизнь ходил в Знаменскую церковь, что на Рубежной улице – недалеко от нее и жил. Свой дом на Дровяной улице он построил в 1907-м – купил участок не в центре, однако расположение хорошее. Когда дом был построен, женился. Взял из своей среды, купеческую дочь. Но прожил с женою недолго. Она умерла в 1912-м от родильной горячки сразу после рождения Ольги. Второй раз Василий Павлович жениться не стал.
Летуновский был из купеческой семьи – не самой богатой, но и не бедной. Как и его родители, и как еще раньше их родители, и родители родителей до седьмого колена, он прожил жизнь в городе Б., никуда отсюда надолго не уезжал. Куда ж уедешь от такой красоты?! Две реки огибают город Б. – быстрая и неглубокая, темная от просвечивающего черноземного грунта Ворона и широкий плавный Хопер, в котором крупная рыба жерех то и дело взлетает над водой, сверкая на солнце серебряной спинкой… Густой, с мощными деревьями Теллермановский лес подходит вплотную к городу. Дубы, ясени, клены составляют основу лесного массива, некоторым дубам уж по триста лет. Бескрайние степи, плодоносные черноземные поля простираются с другой стороны города. Пшеница, кукуруза, подсолнечник, сахарная свекла – основные сельхозкультуры Б-го района.
До революции Летуновский держал маслобойню, продавал подсолнечное масло по окрестным селам и городам. А после быстро понял, что перечить новой власти никак нельзя, – одним из первых начал сотрудничать с большевиками, все отдал беспрекословно, устроился на небольшую зарплату бухгалтером в Лесной техникум. И, слава богу, жив остался, дал дочке образование, выдал замуж за хорошего человека. После математического факультета в Ворском пединституте Ольга Васильевна учительствовала в школе недалеко от дома, на той же Дровяной улице, а перед войной ее пригласили в недавно открывшийся в Б. учительский институт. Третий год там геометрию ведет. Муж ее с июля сорок первого на фронте, а Ольга с сыном живет дома, при отце.
Сейчас Василий Павлович шел в церковь. Улицы в Б. широкие, ровные, правильно выверенные еще в петровские времена, когда деревянная Б-ская крепость, защищавшая южные границы России от набегов крымцев и ногайцев, преобразовывалась в город. Здесь Петр строил русский флот, отсюда по Вороне и Хопру шли на Дон собранные из дубов, вязов и ясеней непревзойденного по красоте и мощи Теллермановского леса суда. Дома в Б. тоже прочные, преимущественно деревянные, с шатровыми щебенчатыми крышами. Ограды высокие и ворота у каждого дома двустворчатые, большие – а ну сено или дрова привезти понадобится? Цветы из-за забора золотые головы выставляют, вишни, яблони прямо на улице растут… Берите, граждане, угощайтесь!
И было на этих цветущих улицах сейчас неблагополучно. Немцы подошли к Ворску вплотную, а кто говорил, что и заняли уже левый берег. В последние дни по Б. шел нескончаемый поток беженцев. Почти все ворцы кинулись на восток, пешком шли – вокзал в Ворске сгорел. От Ворска до Б. более двухсот километров, так что приходили измученные, голодные. Скарб свой, какой и взяли из дома, по дороге бросали. На вокзале Б-ском толпы того и гляди кассы снесут, милиция сдерживает, порядок наводит.
Знаменская церковь, куда шел Василий Павлович, расположена недалеко от вокзала, по мере приближения к ней старик видел все больше утомленных дорогой или ожиданием людей, сидящих и лежащих под уличными деревьями: преимущественно женщины, дети, старики. Кто-то из беженцев грыз зеленые горьковатые яблочки, а кто-то и спал – прислонившись к стволу случайного дерева, широко открыв пересохший рот, ухватившись во сне скрюченной, с черными от дорожной грязи ногтями рукой за свой узелок, в котором хорошо если кусок хлеба или картофелина есть…
Шла вторая неделя июля. Утром солнце еще не припекало сильно, однако все равно тепло было на улице. Василий Павлович, не низкого роста и представительный, аккуратно одетый и причесанный, с густой седоватой бородой, выглядел импозантно. В последние годы у него болели суставы, при ходьбе он был вынужден опираться на лакированную трость с набалдашником, но это еще добавляло ему представительности. Набожный старик, не привыкший ходить в церковь с пустыми руками, на этот раз взял с собой не мелочь, а несколько тонких кусочков хлеба, раздал детям возле паперти. Но подбежали еще дети – на всех не хватило! Лучше б и вообще не раздавал, чем теперь смотреть в голодные детские глаза. Старик успокоился только во время службы: церковное пение успокаивало. Он хорошо знал службу, подпевал хору, слова молитв ему были понятны. Летуновский каждый вечер читал Библию. Любимые места отчеркивал карандашом, отмечал закладкой, перечитывал постоянно…
После окончания службы к нему подошел батюшка, отец Рафаил. Летуновский был одним из самых активных прихожан, отец Рафаил его давно и хорошо знал. Батюшка казался очень уставшим, даже растерянным. Его вид не удивил Василия Павловича, в это лето все выглядели неважно. Летуновский знал, что церковь принимает участие в помощи беженцам, и передал отцу Рафаилу небольшую сумму. На благотворительность.
– Спасибо, – поблагодарил тот. – А ведь я к вам, Василий Павлович, с просьбой обратиться хочу. Ждал вас сегодня! Посмотрите, сколько голодных, неустроенных людей вокруг! Поездов не хватает, чтобы ворцев отправлять дальше на восток в тот же день, как прибыли в Б. Да ведь и наши многие боятся, как бы немцы до нас не дошли – уезжать тоже начали. Вы не собираетесь?
– Нет, – покачал головой старик. – Я думаю, не дойдут до нас. Тут ведь и школа летчиков имени Чкалова у нас – стратегически важный объект, а не эвакуирует школу пока никто, значит, не пропустят их сюда. Да беженцы ворские рассказывают, что и сами немцы на правый берег не больно-то стремятся… Остановились на левом, дальше не пытаются идти.
Батюшка кивнул.
– Беженцев много. Хорошо, что тепло сейчас, мы разрешаем здесь, в церковном дворе, ночевать. Сена даем, постелить… Но ведь не все могут на улице спать. Есть маленькие дети, есть больные… Я к себе взял двух женщин с детьми. Им еще три дня здесь жить, только такие билеты удалось достать. А пешком с детками малыми не хочется их отправлять.
