– Доктор!
– А? – Врач с нетерпением обернулся на юнгу, который не удосужился даже постучаться.
– У нас там это.. того.. – паренек немного стушевался под суровым взглядом доктора, которого оторвали от его записей.
– Что? Что произошло?
– У нас в каюте двоим заключенным стало плохо!
– Драка?
– Никак нет, сэр! От боли корчатся на полу, не дрались вроде!
– Так вроде, или не дрались? – доктор привстал со своего места. В глазах его отразилась небольшая тревога, но в то же время и усталость и нежелание разбираться со своими служебными обязанностями.
– Не дрались, доктор! Просто им очень больно, аж шевелиться не могут!
– Веди. – Лев Асгордьевич накинул халат на плечи, не продевая руки в рукава, и направился за семенящим юнгой.
Утро выдалось благостным. Ни драк, как позже выяснилось, ни попыток саботажа, все достаточно спокойно. Перекличка прошла, заключенные уже были на зарядке, и сейчас отправились на завтрак. Все, кроме двоих. Именно те, что корчились от боли в камерах семьдесят три и семьдесят четыре.
– Что же у вас со здоровьем, доктор? – начал было Надзорщик, завидев в конце коридора слегка запыхавшегося врача.
– Слегка не привык к активным физическим действиям.
– Ну-ну, надеюсь это не помешает Вам с Вашей работой. Вот эти двое. – Надзорщик гордо кивнул в сторону двух ранее обозначенных камер, видимо, его положение доставляло ему некое удовольствие, в чем сложно его винить.
– Да, сейчас. – доктор подумал закурить, но нащупав пачку в кармане халата отказался от этой идеи. Нет, не сейчас.
Он вошел в камеру семьдесят три и попросил усадить заключенного на койку. В каждой камере находилось четыре койки, один умывальник, совмещенный с туалетом, иллюминатор и лампочка на потолке. Так как остальные заключенные в этот момент завтракали, в камере остался лишь номер 344. Двое крепких охранников одним движением ловко подхватили корчевавшегося зека подмышки и усадили его. Раздался сиплый скрип пружин. Доктор начал осмотр.
Что мы видим? Поза эмбриона, испарина на лбу, перитонеальный живот, симптом Щеткина-Блюмберга положительный. Перитонит? Но второму тоже плохо. Дрались, разорвали друг-другу аппендиксы? Нет, глупо, или они невезучие сукины-дети. Но что тогда? Ага..
– Кейс, вы это видите? – Доктор указал за шиворот номера триста сорок четыре.
– Сифилис?!
За воротником у заключенного была отчетливо видна сыпь.
– Нет, конечно. Это больше похоже на брюшной тиф. Его гастроинтерстицинальную форму…
– Проще?
– Сейчас осмотрим второго и все станет ясно.
Нахмурившись охранник пропустил доктора перед собой в следующую камеру, в которой заключенный уже был поднят с пола. Его силой уложили на нары, сам разогнуться он уже не мог. И, конечно, все подтвердилось. Напряженный, тугой, деревянный живот, сыпь подмышками и на шее, невыносимая боль.
– Мне нужно будет собрать анализы, но я бы не ставил на полное выздоровление. Это самая опасная форма брюшного тифа. И дайте им это – нужно сбить температуру. – врач протянул надзорному два пузырька с прозрачной жидкостью. – Здесь по грамму интрафена в суспензии, пока этого должно хватить, а к вечеру я разморожу сыворотку и, если успеем, они, наверное, выживут. У нас есть возможность изолировать этих двоих от остальных заключенных? – неуверенно спросил врач.
– Разве что в трюме. – иронизировал Надзорный. – Откуда ж у нас свободные места? Мы идём последними и почему-то самые перегруженные. Я вообще жаловаться хотел по этому поводу… – положив руку на плечо врача Офицер повел его вдоль по коридору. Речь его была негромкая, а потому создавалась интимная обстановка. – Но мне там ясно дали понять, что лучше этого не делать.
– Но эти двое опасны! – воскликнул врач, смяв пачку сигарет в кармане. Интимная обстановка было груба нарушена.
– Не опаснее корабельной крисы!
– Вы не понимаете.
– Может и действительно не понимаю, но куда Вы прикажите их деть? быть может за борт?
– Должен же быть другой вариант…
– Давайте сделаем так: пока они останутся в семьдесят третьей, а мы пока спокойно подумаем, куда их можно деть.
– Хорошо, но перетащите и личные вещи прикрепленных к семьдесят третьей, не хватало ещё, что бы зараза через вещи передалась другим.
– Я Вас услышал.
Вскоре договор был превращен в приказ и выполнен: двоим заключенным был выдан завтрак жаропонижающим, после чего номер 344 затащили в новую для него камеру так сильно напоминавшую ему его прошлую. В связи с нестандартной ситуацией к этой камере был приставлен постоянный дежурный и организован круглосуточный надзор. Дежурные сменялись каждые шесть часов. После чего докладывали о состоянии заболевших старшему по званию и так далее по цепочке.
Решив проветрится Доктор вышел на полетную палубу, ветер умывал его лицо, свитер и халат не справлялись с холодом. Раскрыв смятую пачку доктор достал и закурил сигарету. В течении десяти следующих минут, он просто созерцал утреннее солнце, пока то не стало окончательно застилать его взор.
– Нужно заглянуть в камбуз.
К этому моменту заключенные уже закончили принимать пищу. И плотным потоком шли на работу. Работа на корабле не отличалась разнообразием: уборка, да готовка. В остальное время заключенные были предоставлены сами себе, с одним лишь но – себя у них не было. Постоянные драки за места и еду сопровождались побоями от охранников, пытающихся их разнять. Места было мало, в некоторых камерах спали вшестеро, а то немногочисленное количество карцеров, что присутствовало на месте заключения, никогда не было свободно. Частая качка, спровоцированная негодованием моря, легко вызывала морскую болезнь у большого количества заключенных. На их жалобы о плохом самочувствии охранники незамедлительно выписывали пару ласковых слов, а в особо запущенных случаях помогали болеющему советом. Потому к охранникам обращались, разве что, за спинами и не за просьбой о помощи, а за желанием эту помощь посильными средствами оказать.
– Понял, почему не сообщили ранее?
– Виноват, Капитан, хотел сперва услышать мнение врача об опасности ситуации – докладывал Надзорщик.
– Хорошо, пускай всё будет так. Я не горю желанием ежедневно разбираться ещё и с заключенными, но обо всех изменениях докладывайте мне незамедлительно, от этого может зависеть безопасность всего судна.
С этими словами капитан Майерс повернулся к океану. На его угловатом лице читалось постоянное напряжение ума. Этот человек обязан предвидеть всё. За это ему и платят и притом платят хорошо. В этот раз ему доверили судно совершенно нового уровня: 47 тысяч тон водоизмещения, ледокол, около 240 охранников и 100 человек экипажа для охраны 358 заключенных, перевозимых на континент.
