Планета Лигла, или Кеплер D. Планетарная система двойной звездной системы Кеплер 47в созвездии Лебедя.
Тревожно сверлящий звук зуммера возвестил о начале нового дня. Очередного.
Неприятный сигнал вонзался прямо мне в мозг, запуская цепочку рефлексов, отточенную годами.
Открыла глаза, быстро привыкнув к сумраку комнаты. Села, спустив ноги на пол. Голые ступни обожглись холодом его каменной поверхности. Резко откинула в сторону колючее одеяло, еще хранившее с таким трудом собранные и сохраненные остатки ночного тепла.
Привычным движением правой руки достала рубаху, грубую, домотканую, сложенную в изголовье аккуратным валиком. Спать на ней хоть и жестко, зато голова не болит. Голая кожа чувствительна, скользящая по ней ткань ощущается, словно крупный наждак.
Первые утренние лучи робко трогают раму окна моей комнаты. Улыбнулась им, чуть прищуриваясь. Эту маску полного и абсолютного благополучия я ношу уже так давно, что даже сама в нее верю.
“Открыла глаза – улыбайся!”
Есть еще пара минут полного и счастливого одиночества. Время, когда рядом нет никого, можно спокойно подумать и собраться с душевными силами. День предстоит очень сложный, мне они еще явно понадобятся. Об этом упрямо напоминала саднящая боль в голом, как коленка ребенка, затылке.
Здравствуй, первый день моей взрослой жизни.
Оправив рубашку, скользнула босыми ногами на пол, проснувшись уже окончательно. Ночи становились все холоднее, на тусклом стекле узкого стрельчатого окна к утру намерзла вода, превращая его в настоящий искристый витраж. Скоро теплые утренние лучи растопят эту блестящую роскошь, превратив ее в грязную лужу, медленно стекающую с каменного подоконника.
А потом придет кто-нибудь из прислуги и вытрет ее куском старой ветоши, я за этим обязательно прослежу.
Как будто бы льдистого чуда и не было.
И о чем я задумалась снова? Прячусь в маленьких мыслях, как мышка в ворохе старых опилок, лишь бы не думать о важном.
Сегодня последний день моей маленькой жизни. Уже завтра все совершенно изменится. Завтра старшая дочь дома Рейн принесет свою страшную клятву. А ей все равно…
Вру себе я, конечно.
Даже роль жены обычного землевладельца, не обремененного титулами и вековым наследием рода мне казалась теперь куда лучше.
Ярко представила себя чинно идущей по узкой улочке Малого Рейна: рядом крупный, степенный мужик, бородатый и светловолосый, с красным мясистым лицом, как у всех, выпивающих крепкий свой эгле¹ каждый второй день имперской декады². Это мой муж, благоверный, конечно. Он несет всякую чушь, пугая грохочущий басом весь земельный квартал, а я только морщусь в ответ, снисходительно слушая. Все эти хаттэ³ на семейных прогулках казались мне внешне похожи, как однояйцевые близнецы.
Они не чурались самой грязной работы, на местном рынке торговались самозабвенно за каждую гле⁴, женились всегда по расчету. В большом доме такого семейства всегда было шумно и оживленно: здесь жили все многочисленные незамужние сестры мужей и такие же тетки, вдовые бабки и прочие бесконечные громкоголосые родственники, окруженные кучей веселых и толстых детишех всех размеров и возрастов.
Вздрогнула. Пару раз я нос к носу сталкивалась с семьями хаттэ, в узких, тесных проулках по дороге в порт и всегда спешила быстренько и незаметно удалиться. Нет, не получится из меня полезной жены и хорошей матери для простолюдина. Пустые мечты и напрасные мысли, мой путь предначертан давно и ничего уже не изменить.
И отчего мне так тошно?
Вдруг внимание привлекла яркая вспышка высоко там, за заиндевевшим стеклом. Ясное небо неожиданно осветилось целой связкой ослепительных молний, и в ту же секунду пошел густой снег. Прямо из воздуха, словно сам свет вдруг замерзал на лету и падал теперь медленно, неторопливо. Невольно залюбовавшись, я встала на цыпочки, потянувшись к окну еще ближе.
– Халим уже на ногах? Эта глупая козочка скоро застудится снова! – знакомый низкий женский голос заставил меня резко вздрогнуть. – Что за наказание мне? А ну быстро в купальню!
И как у нее получалось появляться беззвучно и в самый неподходящий момент?
– Можно подумать там будет теплее… – впереди ожидала суровая процедура, придуманная очень давно, еще самыми первыми колонистами: сперва теплая ванна соленой воды, наполненная из нашего домового источника, а потом мне на голову выльют целую бочку воды ледяной, из верхнего резервуара на крыше. Б-р-р-р-р-р!
Зато, наши дети совсем не болели. И взрослые не простужались, почти. Как сказано в исторических хрониках: после первых десятилетий на теплой планете с недолгой зимой колонисты расслабились, и первая же суровая стужа двадцатилетнего цикла светил едва не унесла жизни всей тогда процветавшей колонии. С тех пор так оно и повелось…
А когда источник замерзнет совсем, уже в середине суровой зимы процедуры в купальнях будут завершаться растиранием снегом.
Никогда я их не любила.
– Можно подумать, тебе хоть раз удалось выйти немытой к столу! – моя старая няня, мой бессменный надсмотрщик и вечный палач, не знающий жалости, громко фыркнула.
Сухенькая, беловолосая и белоглазая, ростом едва ли мне по плечо, она двигалась порывисто и очень быстро. Со спины старая Куста была даже похожа на одного из поселковых мальчишек. Из тех, что шустро помогали на замковой кухне, работая за еду.
Но внешность обманчива: с самого раннего детства все дети Рейнов знали весомую силу ее оплеухи. Чуть позже она знакомила нас и со своим мастерством владения гибким кнутом, неизменно висевшим за поясом этой верной отцовской собаки.
Тихо вздохнув, я покорно поставила ноги в хитросплетение толстых ремешков домашней обуви. Пористые подошвы, выточенные из прочной коры дерева са надежно защищали ноги от ледяного пола.
– Отчего будущая жрица так печальна сегодня? Снова сны? – поджав губы сердито старуха требовательно подала мне длинный холщовый платок.
После вчерашних болезненных процедур нежная кожа на голове все еще очень болезненно ныла.
Вчера мне исполнился двадцать один год от рождения по имперскому календарю. Первое звездное совершеннолетие. Я лишилась последних волос, получив, наконец, зера рода Рейн. Вечное жреческое клеймо и ключ к иллюзорной свободе.
– Хаси, ты видела? Там, в небе что-то…
Накинув на голову плотный платок я поморщилась. Ощущения не из приятных: кожа саднила, а рана на самой макушке будет затягиваться еще долго. Пока зерно примет донора, пуская тонкие нити благословения… Но терпение – главное достоинство любой женщины, этому нас учили буквально с рождения.
– А! Так козочка же не знает! Ужас! Прибыл имперский фрегат, и все гадают, чем нам это грозит. Такой переполох, все бегают, как ошпаренные!
