Читатели должны знать, что в Великобритании все хищные птицы, их яйца и птенцы находятся под защитой закона. Если вы весной обнаружили потерявшегося совенка, не поддавайтесь соблазну «спасти» его и взять домой. Вмешивайтесь только в том случае, когда птенцу грозит реальная опасность – если он находится на земле, где его могут найти собаки и другие хищники. Осторожно возьмите его в руки, посадите на ветку в безопасном месте и оставьте, чтобы его нашли родители (они наверняка где-то неподалеку) или он сам сумел добраться до гнезда – совята умеют отлично лазать. Распространенное мнение о том, будто совы бросают своих птенцов, «почувствовав человеческий запах» после прикосновений, является заблуждением. Традиционно считается, что совы почти не обладают обонянием. Так или иначе, но если родители находят потерявшегося птенца в течение суток, то продолжают его кормить.
Взять совенка домой можно лишь в том случае, если он серьезно пострадал. В подобной ситуации очень важно связаться со специалистом – ветеринаром, сотрудником местного отделения Королевского общества защиты птиц или Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными. Лучше всего найти специалиста центра по спасению птиц. И сделать это нужно безотлагательно. Посадите птенца в большую картонную коробку, но не закрывайте ее.
Если вам нужно накормить птенца до того, как им займется более квалифицированный человек, не кормите его хлебом и молоком – это убьет его. Совы исключительно плотоядны, их пищеварительный тракт устроен таким образом, чтобы усваивать все части добытых животных. Если вам нужно накормить совенка, предложите ему немного сырого говяжьего фарша (повторяю – говяжьего, поскольку не все виды мяса пригодны для сов). Можете обмакнуть фарш в яичный желток. Чтобы поднести мясо к клюву совенка, воспользуйтесь спичкой. Поскольку даже маленьким совятам необходим грубый корм, можете добавить в фарш кусочки мягких перьев (естественно, для этой цели подходят только натуральные материалы – ничего окрашенного или прошедшего химическую обработку). Но пищевые потребности сов гораздо сложнее, поэтому так важно как можно быстрее обратиться к специалисту по уходу за хищными птицами и получить совет.
Апрель 1981
Если на твоем плече сидит сова, бриться довольно непросто.
Когда я приступаю к бритью правой стороны шеи, Мамбл начинает охотиться на бритву, пытаясь достать ее клювом, когда та оказывается в верхней точке. Это занятие ей никогда не наскучивает. При первой же возможности, когда я брею левую сторону шеи, она пытается склевать клочки пены для бритья, оставшиеся справа. Вкус подобного лакомства ее разочаровывает; после нескольких задумчивых движений клювом сова издает презрительный звук, и большая часть пены остается на ее пышных перьях. И все же иногда она спускается на край раковины и с интересом наблюдает за плавающими по поверхности клочьями пены и волосками. Мамбл обожает прижиматься к моему голому животу, такому теплому и мягкому. Закончив с левой стороной, я попытался убедить ее перебраться по моей спине на левое плечо, но эта сова предпочитает всегда сидеть справа. И – как и я сам – она не приветствует новшеств в это время суток. Мы оба действуем на автопилоте, и подобная утренняя леность роднит нас еще больше. В зеркале отражается две пары глаз – покрасневшие голубые и блестящие черные. Глаза смотрят из кучи мокрых волос, мыла и перьев. Мне кажется, что во взгляде Мамбл – утренняя апатия и скрытое беспокойство перед грядущим днем. Меня ждут зловещие пухлые конверты с прозрачными окошками, сову, возможно, сломавшееся перо на левом крыле. Кто я такой, чтобы добавлять ей проблем, принуждая к столь радикальным изменениям – помощи в бритье с левого плеча? Мы справимся. Вообще-то мы справляемся настолько хорошо, что обычно я не замечаю собственных странных телодвижений, к которым постепенно привык за те три года, что прошли с момента нашей первой встречи.
Август 2013
За это время Мамбл стала настолько неотъемлемой частью моей жизни, что я редко задумываюсь о необычности наших отношений. Вспоминаю я об этом, только замечая изумление окружающих. Когда мои новые знакомые узнают, что беседуют с редактором, делящим квартиру на седьмом этаже жилого дома на юге Лондона с серой неясытью, некоторые из них осторожно отходят в сторону – и не зря. Эксцентричные коллекционеры же, напротив, очень радуются – порой до такой степени, что в Рождество и дни рождения меня буквально засыпают поздравительными открытками с изображениями сов. (Поначалу это было очень мило, но со временем наскучило.) А трезвомыслящие люди начинают расспрашивать – порой, по моему мнению, чрезмерно навязчиво – о том, как устроен мой быт. Я стараюсь проявлять терпение, однако мне трудно отделаться коротким ответом на прямой вопрос: «Да, но… зачем?», лучший из них: «А почему бы и нет?»
Стыдно признаться, что однажды я попытался неловко пошутить на эту тему: «Послушайте, я прожил с ней два года. Она обходится мне примерно в двадцать фунтов в год! Она очень красивая и веселая. Она привязана ко мне, но не навязчива. И она прекрасно пахнет! Она не спрашивает, почему я вернулся домой поздно, не болтает со мной за завтраком, и мы никогда не ссоримся из-за того, кто какую страницу воскресной газеты будет читать». Когда до меня дошло, что все это можно отнести не к домашней сове, а к настоящей подружке, я сразу же исключил подобные объяснения из своего репертуара.
Когда люди встречаются с Мамбл, мне почти никогда не приходится объяснять, почему мы живем именно так. Какими бы ни были их предубеждения, увидев серую неясыть, они всегда светлеют лицом и смягчаются. В первый год нашей совместной жизни, когда она могла встречаться с людьми не из-за решетки или стекла, первая реакция неизменно была одинаковой: «О!.. Но она же великолепна!» – и часто сопровождалась поглаживанием совы.
Гораздо меньше мне нравилось то, что при встрече с теми же людьми – даже через несколько лет! – они говорили: «А, да, конечно, я вас помню! Вы – тот человек с совой!» Но меня утешала мысль о том, что поводы для того, чтобы запомнить человека, бывают и похуже.
* * *
Возможно, мои предостережения относительно того, что не стоит поддаваться искушению спасти потерявшегося совенка, показались вам неуместными в книге, посвященной рассказу об удовольствии жить с совой, но меня оправдывает то, что я не забирал Мамбл из дикой природы. Она родилась в неволе, воспитывалась людьми и никогда не встречалась с сородичами. Я сумел дать ей более долгую, сытную и менее опасную жизнь, чем ожидала бы ее в лесу. Поначалу меня терзало чувство вины за то, что я лишаю ее свободного парения в небесах, но скоро я понял: в отношении серой неясыти подобные чувства – лишь человеческая сентиментальность, не имеющая ничего общего с реалиями природы. Неясыть – не жаворонок и не сокол-сапсан. Это домашняя кошка с крыльями. Пару раз ей представлялась возможность взлететь, но Мамбл не проявила ни малейшего интереса к парению в небесах в конце концов, ее преждевременная смерть оказалась связанной именно с человеком, пребывавшим в таком сентиментальном заблуждении.
