Светлана Хромова - Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов

Светлана Хромова родилась и живёт в Москве. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького. Публиковалась в журналах «Литературная учёба», «Пролог», «Дети Ра», «День и ночь», «Октябрь», газетах «НГ-Exlibris», «Литературной газете» и др. Автор книг стихов «Память воды» – М.: Воймега, 2011, «Непоправимый рай» – М.: Воймега, 2018. Основатель творческого объединения «Белые камены».

04.10.2016

Фейсбук

Какая разница – зима или весна. Все идет так быстро, и времена года меняются прежде, чем я начинаю тосковать по новому. Еще есть силы удивляться – сегодня хожу в теплой куртке, а через несколько недель можно будет выходить из дома в платье – это ли не чудо? Место то же, но время переменилось – каждый миг оно другое. Минуты вьются вокруг меня, вылетают из рукавов, выскальзывают из рук, исчезают именно тогда, когда я дотрагиваюсь до них. И среди этих минут нет ни одной моей.

Дневник

Как легко и свободно, но в то же время грустно. Не знаю, что делать с работой. Вроде бы с Г. все стало нормально, но иногда я часами просматриваю вакансии, рассылая на подходящие резюме. Потом не отвечаю на звонки… Когда есть уверенность, что могу уйти в любой момент, – становится легче.

Раньше казалось, мы обо всем поговорили, и нет причины переходить в другое место. Но почему-то тяжело встречаться с ним. Я думала, это просто, чтобы разъединиться, людям достаточно перестать спать вместе. Но есть что-то еще. Вроде бы мы друзья, но на самом деле никакие мы не друзья, и все это знают, и мы это знаем, и та девица это знала. И продолжаем притворяться, что все нормально, словно не осмеливаясь разжать руки окончательно. И когда наконец решается один – второй продолжает его держать, и наоборот, и это все бесконечно и непонятно, сколько будет длиться и как это прекратить. Как будто моя жизнь изменилась, пошла дальше, но одновременно я осталась на месте. Словно подыгрываю себе, обманывая несуществующей реальностью, а на самом деле – ничего не меняется. Ничто не меняется и ничего не хочется. Я надеялась на дайвинг, но сегодня не хочу даже его, не знаю, пойду ли на первое занятие…

Проснувшись, она сразу поняла: сегодня ее зовут Анна-Мария. Провела пальцем по темному экрану. Телефон ожил. Половина десятого. Перевела взгляд на настенные часы – действительно, девять тридцать. Почему-то часам со стрелками Анна-Мария доверяла больше. Они кажутся более реальными, чем электронные устройства. Самый загадочный вид времени обитает в циферблатах с римскими цифрами – в детстве такие висели на кухне. Маша долго не могла запомнить значение галочек, палочек и крестиков, пока не нашла простой выход: просто запомнила их расположение на часах. Отец ликовал и при каждом удобном случае хвастал перед друзьями: «Одаренный ребенок! Всего пять лет, а уже понимает! Видите, вся в меня! Ну-ка, скажи нам, который час?»

Было страшно – не угадать или перепутать: родители так расстраивались из-за ее ошибок. Одаренный ребенок называл правильное время. Но если бы ей показали не часы, а карточки, то опознала бы она только I, II, III. К счастью, взрослым такое в голову не пришло, со временем цифры запомнились, но теперь каждый раз, вглядываясь в римские циферблаты, она чувствовала смесь таинственного уважения и легкой горечи. Несомненно, внутри таких часов живет настоящая тайна.

Анна-Мария устроилась поудобнее на подушке и снова разбудила мобильник. «С помощью каких инструментов удается проникать в другое сердце, чтобы маленькими шажками, по чуть-чуть продвигаясь вперед, однажды оказаться в самом его центре. Решить, что это навсегда. Перевезти свои вещи. Купить мебель и телевизор. Обзавестись собственными традициями. Регулярно делать уборку и проветривать обжитое пространство, обрекая хозяина сердца на малопонятные для вас обоих муки». Она нажала кнопку «опубликовать». Почти сразу появился красный значок: «Варваре Чаловой нравится ваша публикация». Тут телефон задрожал, и на экране высветился незнакомый номер.

– Марианна Валерьевна? Доброе утро! – запел женский голос. – Хочу напомнить, что дайв-центр «Твоя глубина» будет рад вас видеть сегодня в семь часов вечера! Вы придете?

В детстве Анна-Мария прочитала у Булычева про операцию по вживлению человеку жабр. И искренне надеялась, что к тому времени, когда подрастет, такие процедуры станут возможными. Она изучила все книги Кусто, а когда однажды серию его фильмов показывали по телевизору днем, ей даже разрешили не ходить в школу. Нырять она научилась раньше, чем плавать. В воде становилось легко, словно законы земного притяжения, да и сама жизнь были не властны в этом мире, называемом безмолвным, но на самом деле наполненном звуком, цветом и особенной плотной силой. Вода обнимала ее, бережно поддерживая тело во время нехитрых погружений, и выносила на поверхность, когда Анне-Марии нужен был новый воздух, чтобы опять исчезнуть в водной стихии.

– Да я помню, спасибо, – вздрогнув от «Марианны», скорее вопросительно, чем утвердительно ответила она радостному голосу. Марианной назвал ее отец в честь своей любимой актрисы Марианны Вертинской. Мать, ревнуя к заэкранной диве, была категорически против. Она вроде бы даже уговорила отца назвать ее Анной. Но когда тот пошел в ЗАГС регистрировать имя ребенка (мама пойти не смогла, она неважно чувствовала себя после родов), то записал дочь Марианной. Мать не разговаривала с ним месяц, у нее чуть не пропало молоко, и она даже пыталась уехать с маленькой Марианной к родителям. Но отец не отпустил, в конце концов они помирились, но мама звала ее Аней – так сокращая полное имя. Отец называл дочь сначала Марианной, а потом, видимо, вслед за женой, начал звать Анной-Марией. Из всех имен Марианне меньше всего нравилось именно это, двойное: оно казалось ей злым и скользким, как одна из африканских рептилий из коллекции ее отца. Поэтому чаще она представлялась Машей и иногда Марианной. Хотя иногда ей хотелось побыть Анной. Или даже Анной-Марией, в зависимости от настроения. Произнося разные имена, она словно примеряла разные платья, становясь доброй и чуткой Машей, или ответственной Аней, или смелой и решительной Марианной, а иногда – злой Анной-Марией. Больше всех ей нравилась Маша, но в глубине души она завидовала Анне-Марии, ее злости и независимости, недоброй силе и умению получать желаемое любой ценой. Анна-Мария была способна на все, и Маша боялась, но и любила ее за это. В детстве она старалась быть Машей. Или Аней. Они обе так нравились родителям! «Будешь доброй и послушной, мы будем тебя любить!» – будто бы говорили они. А кому же не хочется, чтобы его любили. Иногда все эти имена начинали спорить в ней, словно говорящие куклы, сражаясь за право выйти наружу и быть настоящей. И часто именно Анна-Мария оказывалась побежденной. Но иногда и она брала верх. Словно пленник, годами сидевший взаперти неведомо по какой вине, она вырывалась на волю, наполненная обидой и гневом, желая лишь одного – отомстить. Это она сломала мамин подарок к Новому году за то, что та не отпустила ее гулять. Она убила куклу потому, что пластмассовая Таня с прозрачными голубыми глазами не захотела ее слушаться. Она подсыпала в чай отцу горькие лекарства, думая, что это яд, ведь он не взял ее с собой в командировку. Она сбросила Марианну с велосипеда, разогнавшись с крутой горы и резко вывернув руль. Это все она…