Иллюстратор Ольга Вайнер
Редактор Ольга Вайнер
© Ольга Вайнер, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4493-2590-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сосредоточенный взгляд твоих серых глаз направлен туда, где только что была Луна, которую сменило Солнце, заслонённое облаком, настолько плотным и лёгким, что на эту звезду можно спокойно смотреть, лишь слегка прищурься. Что сказать – ты всегда больше любил лето: тёмно-русые волосы не надо было прятать. Скрытность – твой конёк, тёмные тона и слабый рельеф сильных мышц только подтверждали это, а стремление к свободе – босые ноги. Высокий лоб, несколько крупноватый нос и полные губы придают тебе шарм, который ты хочешь скрывать и прятать среди толпы. Да, у тебя есть друзья, но лишь на некоторых можно положиться. Ты похож на чай шу пуэр: такой же сильный в плане энергии и такой же тёмный внешне, а в твёрдости не уступаешь алмазу. Но тебя разрушает холод людских сердец – настолько ты раним, несмотря на внешнюю жёсткость, может, и немного жестокость. Умеешь любить по-волчьи – навсегда и крепко.
Ты был рождён в серебре, отлит в олове, а выброшен на снег словно кукла из соломы. Всё, что в тебе осталось, – лёд, но иногда кажется, что в венах льётся не лик холода, а его младшая сестра – кипящая вода, ведь именно изо льда родился этот белый мир. Осознавая то, что подобных тебе множество из единиц, и то, что срок твоей жизни – жалкий час, ты берёшь в руки спечённые воедино стальные и звёздные нити, обретшие форму клинка с именем Хельга, и идёшь вперёд, в пургу из людских страстей и отражений в витринах, дабы сделать хоть что-то для этой вселенной. Но тебя никто не слушает, считают тебя больным, или того хуже – романтиком. А что остаётся тогда – пламень Луны, бледный настолько, что его почти нет, и оловянная пыль с твоих губ, лба, глаз? Что же остаётся?!
А остаёшься только ты, ведь ты должен быть объектом подражания, а не героем жизни, чтобы в твою честь называли оружие и парусники. Но смешон тот факт, что ты ещё и сам должен найти цель.
Времена меняются, как меняется скорость секунды твоей жизни. Вот ты уже отрастил волосы до плеч, сменил жаркий шерстяной плащ и кольчугу на хлопковую футболку без рукавов, а штаны из лосиной кожи – на свободные тёмные джинсы. Сапоги ни к чему – лето на дворе, а не зима, когда ты пробудился. Твои мышцы почти не потеряли силы, несмотря на то, что жить тебе осталось минуту, Оловянный солдат, да и лёд пропал почти. Только куда делась Хельга? Где её искать… И была ли она?
Денис Матулкин,
песня «Оловянный солдат»
Рольф стоял на судейской бочке и спокойным, хорошо поставленным громким голосом заглушал крики обеих сторон. Агата не знала, о чём спорят купцы, ей до этого не было дела. Она сидела на краю повозки, болтала ногами в мягких сапожках и любовалась мужем: «Мой чародей, волшебник пыльных дорог, сколько мы их с тобой прошли?»
Они путешествовали уже давно, исколесили сотни дорог, бесчисленное количество километров, но она не скучала, не стремилась к другой жизни. У неё есть путеводная звезда, вон она стоит сейчас на бочке и сотворяет очередное чародейство: казалось, непримиримые противники притихли, слушают Рольфа и уже готовы идти на соглашение, которое предлагает случайно проезжающий мимо путешественник.
«Рольф, мой милый, мой родной Рольф, – думала Агата, – ты стал моей звездой с того самого первого момента, когда я тебя, раненого, без сознания, взяла на руки. С тех пор у меня есть смысл и полнота жизни, есть уверенность в завтрашнем дне. Вот я смотрю, как ты рисуешь на стене что-то для этих мужиков, мне всё равно, что там, я вижу человека, который снял камень с моей души, который показал мне, что такое полёт. Рольф, дорогой, ты открыл мне глаза на мир, с тобой я впервые по-настоящему увидела солнце.
Даже если тебя нет со мной, – мысленно обращалась Агата к уверенному в своей правоте человеку, с властными нотками в голосе, – даже если ты далеко и чем-то занят, я знаю, что ты со мной, рядом, родной мой. Чародей, изменивший мою жизнь, свет закатного солнца, за которым хочется идти и идти вечно. Но при этом знаю, что, когда проснусь утром, ты будешь рядом, мой родной человек. Держа тебя за руку, ту самую, которой ты, Рольф, сейчас размахиваешь, читая какие-то нравственные наставления купцам, держа тебя за руку, я пойду куда угодно.
Знаешь, – Агата продолжала свой мысленный монолог, – я не боюсь тебя потерять. Мы уже прошли с тобой и засады разбойников, и снежные перевалы, где ветер сдувал нас вниз, и пустыни, где лошади падали от жажды, а ты их отпаивал своей водой. Я знаю, что мы пройдём и всё остальное, что ждёт нас впереди, нас не разделит течение лет. Но вот ты возвращаешься ко мне, сейчас будешь мой и только мой – уставший, голодный, но довольный, яркий, эмоциональный, наполненный своей волей и любимый. С глазами полными любви, когда смотришь на меня, вот как сейчас. Я смогу обнять тебя, поцеловать в высокий лоб, в висок, накормить… Как же я люблю тебя, Рольф Меркадер, принц Города, чародей моей жизни!»
Константин Бенкен,
песня «Чародей»
Свемила сидела в баре уже второй час. Она откинулась на спинку стула и положила руку на высокий подоконник полуподвального окна. Напротив сидел Странник – напряжённо, привычно чуть сгорбившись, положив руки на стол, поигрывая стопкой с кальвадосом. Вот сколько можно ему объяснять, ведь вроде бы понимает.
– Что ты вечно ищешь? Себя?
– Не знаю. Или место для себя. Место жизни, дерево, плоды которого будут и моими, – отвечал Странник и смотрел куда-то вдаль.
– Опять ты говоришь загадками! – немного зло заметила Свемила.
Странник молчал, изучая содержимое прозрачной стопки. Понюхал, выпил, налил из графина ещё – хорош!
– Будешь? – Свемила кивнула.
– Пойми, я не могу так! Я хочу просыпаться утром и чувствовать тебя рядом… даже не так: просыпаясь, знать, рядом ты или нет. Я не хочу засыпать с тобой, а просыпаться одной просто потому, что тебе пришла в голову идея, и тебе нужно было её обдумать, вышагивая километр за километром по влажным набережным и туманным мостам.
– Я не могу по-другому, когда появляется такая мысль, невозможно её сдержать, просыпается необходимость выпить где-нибудь на промозглом канале, необходимость плюнуть в вечность водной глади реки.
– Ты сам по себе, а я хочу, мне надо, чтобы ты стал моим, нельзя иначе, пойми. Ты любишь свободу, она для тебя всё, но так ты останешься ничей. Я знаю, что ты можешь всё, так останься, стань ключом от моих дверей, от закрытых сейчас дверей.
Он снова выпил и налил ещё приятно золотого ароматного кальвадоса. «Хоть что-то приятное», – подумал Странник. Ему хотелось выйти на улицу, чтобы там шёл дождь, поднять воротник повыше и пойти пинать листья в сквере около цирка или ещё где-нибудь.
