История становится аргументом для оценок современности, а современность готова оценивать деяния предков, исходя из собственных представлений о справедливости, нравственности, целесообразности. Чем меньше достоверности в истории, тем шире простор интерпретаций – политических мифов, фабрикуемых на основе исторических домыслов. Дискредитировать историю проще, чем предъявлять претензии действующим правителям. Оскорблять прах давно ушедших поколений, смеяться над их страданиями, поносить их вождей и героев – любимое дело не только публицистов, но и тех, кто причисляет себя к профессиональному цеху ученых.
История Древней Греции – неисчерпаемый источник вдохновения мыслителей во все последующие эпохи. Но только современность направляет это вдохновение против самой истории, усматривая между событиями древности и текущими событиями не аналогии, а смысловые тождества. Без тени сомнения проводятся параллели между Афинами и послевоенными США, между Спартой и гитлеровским режимом, между законами Ликурга и правовой системой сталинизма. Чудовищность этих сопоставлений, разумеется, не имеет ничего общего с наукой, но научные монографии (не говоря уже о популярных изданиях) пестрят ими.
Беда интерпретаторов истории в том, что они лишены концептуального видения предмета своих исследований. Они судят историю по законам современности, не имея на это никаких оснований. Их представления о прошлом служат вовсе не подтверждению той или иной концепции и доказательству ее применимости к давним векам истории народов, а убогому морализаторству. Подспудно тем самым предполагается оправдать историческую науку перед политическими заказчиками, формирующими свой собственный политический миф за счет дискредитации исторического мифа, за счет разрушения того культурного стиля, который выстраивает мировоззрение культур и цивилизаций.
История не может игнорировать законы этнического развития, священный характер и смысл традиций, присущих событиям соответствующих эпох, законы войны, мира и политической конкуренции, общие для всех эпох. Все это создает инструментарий исследователя, применимый в рамках возможного «коридора событий» определенной культуры. Игнорирование этого ограничения означает фантазирование, подмену истории безосновательным вымыслом.
Историки, лишенные широкого философского взгляда на свой предмет, соединяют в одно целое представления о закономерностях жизни совершенно различных человеческих сообществ и культур. Поэтому они часто выходят за пределы исторической реальности и даже гипотетически возможной реальности. Вместо исследования древних эпох на злобу дня и политической конъюнктуры фабрикуются исторические мифы – мифы не древних эпох, а наших дней, когда ради «имиджа» можно опровергнуть научную истину.
Кто такие спартанцы? Почему их место в древнегреческой истории выделено по сравнению с другими народами Эллады? Как выглядели спартанцы, можно ли понять, чьи родовые черты они наследовали?
Последний вопрос кажется очевидным только на первый взгляд. Очень просто считать, что греческая скульптура, представляющая образы афинян и жителей других греческих полисов, в равной мере представляет и образы спартанцев. Но где же тогда изваяния спартанских царей и полководцев, которые на протяжении веков действовали успешнее, чем вожди других греческих городов-государств? Где спартанские олимпийские герои, имена которых известны? Почему их облик не отразился в древнегреческом искусстве?
Что произошло в Греции между «гомеровским периодом» и началом становления новой культуры, чье зарождение отмечено геометрическим стилем – примитивными росписями ваз, больше похожими на петроглифы?
Вазопись геометрического периода
Как могло столь примитивное искусство, датируемое 8 в. до н. э. превратиться в великолепные образцы росписи по керамики, бронзового литья, скульптуры, архитектуры к 6–5 вв. до и. э.? Почему Спарта, возвысившись вместе с остальной Грецией, испытала культурный упадок? Почему этот упадок не помешал Спарте выстоять в борьбе с Афинами и на короткое время стать гегемоном Эллады? Почему военная победа не увенчалась созданием общегреческого государства, а вскоре после победы Спарты греческая государственность была разрушена внутренними распрями и внешними завоеваниями?
На многие вопросы ответ следует искать, выясняя, кто жил в Древней Греции, кто жил в Спарте: какие народы и каковы были их государственные, хозяйственные и культурные устремления?
Согласно Гомеру, спартанские цари организовали и возглавили поход против Трои. Может быть, герои троянской войны это и есть протоспартанцы? Нет, герои этой войны к известному нам государству Спарта не имеют никакого отношения. Их отделяют даже от архаичной истории Древней Греции «темные века», которые почти не оставили археологам значимых материалов и не отразились в греческом эпосе или литературе. Герои Гомера – это изустная традиция, которая пережила расцвет и забвение народов, давших автору «Илиады» и «Одиссеи» прообразы известных доныне персонажей.
Троянская война (рубеж 12–13 вв. до н. э.) прошла задолго до рождения Спарты (9–8 вв. до н. э.). Но народ, впоследствии основавший Спарту, вполне мог существовать, а позднее – участвовать в завоевании Пелопоннеса. Сюжет о похищении Парисом Елены, супруги «спартанского» царя Менелая, взят из доспартанского эпоса, родившегося среди народов крито-микенской культуры, предшествовавшей древнегреческой. Он связан с микенским святилищем Менелайон, где в архаичный период отправлялся культ Менелая и Елены.
Менелай и Елена. Крылатый Бореад парит над сценой встречи, напоминая сюжет о похищении Орфии, подобный похищению Елены.
Менелай, копия с изваяния 4 в. до н. э.
Будущие спартанцы в дорийском нашествии – та часть завоевателей Пелопоннеса, которая шла впереди, сметая микенские города и умело штурмуя их мощные стены. Это была самая воинственная часть завоевателей, которая продвинулась дальше всех, преследуя врага и оставляя позади тех, кто удовлетворился достигнутыми результатами. Быть может, именно поэтому в Спарте (сама дальняя точка континентального завоевания, после которой оставалось покорять только острова) была установлена военная демократия – здесь традиции народа-войска имели самые прочные основания. И здесь же напор завоевания был исчерпан: армия дорийцев сильно поредела, они составляли меньшинство населения в самых южных землях Эллады. Именно это обусловило как многонародный состав жителей Спарты, так и обособленность властвующего этноса спартиатов. Спартиаты властвовали, а процесс культурного развития продолжали подвластные – свободные жители периферии спартанского влияния (периеки) и приписанные к земле илоты, обязанные содержать спартиатов как защищающую их военную силу. Культурные запросы воинов-спартиатов и торговцев-периеков причудливо смешались, создав немало загадок для современных исследователей.