1
Двадцать пятого марта, ближе к вечеру, я лежал на диване, что стоит на лоджии нашей квартиры, и читал «Крестного отца» Марио Пьюзо. Мать в который уже раз крикнула из кухни:
– Дима, если ты сейчас же не пойдешь в магазин – останемся без хлеба!
Я с сожалением отложил увлекательную книгу и выглянул в окно.
Второй год подряд в нашем городе капризный март по нескольку раз в день уступал свое место осени, зиме и лету. Но все эти уступки заканчивались проливным дождем, от нескончаемости которого становилось страшно при мысли, что где-то в горах прорвет плотину и на наш город обрушится водяной вал… Но вот уже второй день как установилась ясная, по-летнему солнечная погода, и народ сновал по улицам разодетый в плащи, куртки, костюмы, самые же нетерпеливые пижонили в свитерах. Я не относился к последней категории молодых людей, поэтому поверх рубашки надел осеннюю куртку, вышел в подъезд и спустился по лестнице.
До магазина – рукой подать, каких-то двести метров, даже сигаретой не успеешь насладиться. Я закурил «Парламент», обошел соседний дом, пересек дорогу и бросил в урну сгоревшую лишь на одну треть сигарету. Хлеб в булочной достался свежей выпечки, хрустящий, обжигающий пальцы.
Возвращаясь той же дорогой, я заметил впереди Казанцеву Лену – свою соседку по подъезду. Она шла под ручку с незнакомой девушкой, затем обе скрылись в нашем подъезде. Я прибавил шагу и нагнал молодых женщин в тот момент, когда они уже миновали площадку второго этажа, где жил я, и поднимались выше.
Обе высокие, почти одного со мной роста. На Лене черный кожаный плащ, который она совсем недавно привезла из поездки за границу, ее попутчица одета в не менее эффектный плащ, но красный.
Лена – женщина гордая, никогда не оглянется, даже если заметит вас, никогда не заговорит первой.
Положив на перила руку, я замедлил движение, будто и не бежал, и запрокинул голову.
– Привет! – улыбнулся я.
Лена, у которой было лицо восточной красавицы, улыбнулась в ответ:
– Здравствуй!
Я перемахнул оставшиеся ступеньки и остановился напротив женщин.
Лена повернулась ко мне, все так же лучезарно улыбаясь:
– Давно тебя не видела, Дима… Как поживаешь?
– Отлично! А ты?
Повернулась и спутница Казанцевой – вот тут-то я и обомлел. Как это ни банально, но это была Она: та единственная и неповторимая, которую я давно мечтал встретить. При тонкой талии – двумя пальцами переломить можно – великолепная грудь, которой, я уверен, не требуются дополнительные приспособления для поддержки; волшебный профиль принцессы из какой-нибудь мультяшки; устрашающе огромный разрез синих глаз, а самое главное – метровой длины пышные волосы цвета восходящего солнца. На фоне девчонки Лена выглядела бледным размытым пятном, хотя кого-кого, а уж Казанцеву крокодилом никак не назовешь. Ноги девушки я толком не рассмотрел, постеснялся взглянуть пристальней вверх, где под распахнутым плащом соблазнительно поблескивали колготки, но, думаю, нижняя половина ее тела должна была соответствовать верхней.
Сердце мячиком запрыгало в груди, норовя вырваться и заскакать вокруг пленившей меня незнакомки. Я молчал. Молчал, как обыкновенный смертный, взгляду которого неожиданно предстало божество. Очевидно, вид у меня был не вполне нормальный: девушка, прекрасно сознающая свою красоту и то впечатление, которое она произвела на меня, снисходительно улыбнулась, а Лена расхохоталась, обнажив словно только что отполированные зубы.
– Как?! – спросила она, склонив голову набок. – Хороша подружка?
Я опустил глаза и постучал носком туфли о ступеньку лестницы.
– Очень…
– Ну что ж, – сказала Казанцева, подумав. – Заходи через полчасика, составишь нам компанию.
Я сказал, что приду непременно.
Девушки упорхнули. Под длинным плащом незнакомки я успел заметить мелькнувшую идеальной формы маленькую стопу, обутую в красную туфельку.
Облачко счастья приподняло меня и внесло в квартиру.
– Маман! – заорал я с порога. – Где мой новый свитер?
Мать начинала гладить белье и от неожиданности чуть не выронила утюг.
– Зачем он тебе? – оборотила она к дверям лицо добропорядочной пенсионерки, первый год состоящей на заслуженном отдыхе.
– В гости иду.
Мать поморщилась:
– Опять к этой фифочке с пятого этажа?
Я давно уже считал себя состоявшейся личностью и потому любое посягательство на свою свободу со стороны родителей воспринимал в штыки.
– А если и к ней, что из этого? – спросил я тоном единственного, да и то неблагополучного ребенка.
Мать вскипела, выпустив из-под утюга облачко пара:
– Совести у тебя нет, встречаешься с женщиной, которая в два раза старше тебя.
В ответ я фыркнул:
– Ну, мать, это уж ты загнула! Всего лишь пять лет разницы. – Я отнес на кухню хлеб и возвратился в комнату, обставленную в соответствии с достатком рядовой семьи. – И чем она тебе не угодила? Лена – заместитель директора научно-исследовательского института… и вообще: умная, интеллигентная и вполне порядочная женщина.
– Стерва она порядочная, – мать на секунду перестала гладить. – Помяни мое слово, эта Цирцея женит тебя на себе.
Я рассмеялся:
– Никогда! Лена – типаж женщины, неспособной размениваться на стирку рубашек, носков, а уж тем более пеленок. У нее цельная натура человека, который стремится к верху благополучия и считает главным в своей жизни прочное место и всеобщее поклонение. – Я притворно вздохнул: – Нет, не быть мне мужем новоявленной Цирцеи. Так где мой новый свитер?
Мать махнула на меня рукой, как на обреченного.
– В твоей комнате в шкафу на антресолях.
Я зашел в ванную, вымылся до блеска, тщательно выбрился, потом в коридоре перед зеркалом стал сушить феном волосы.
Я вообще-то парень ничего себе, не урод. Женщины, правда, на улице не оглядываются. Но при встрече и не отворачиваются. Глаза карие, нос с горбинкой, подбородок твердый, драчливый. Фигура тоже нормальная. Конечно, до Аполлона далековато – но качаюсь помаленьку.
Мать все еще ворчала:
– Подстригся бы. Перед людьми стыдно. Ты же не артист.
– Тем не менее творческая личность, – парировал я. – Художники, писатели, ученые и прочие неординарные члены нашего общества – все носят длинные волосы.
– Ну не все, положим. – Догладив белую сорочку, мать повесила ее на спинку стула. Я тут же подхватил рубашку и надел.
– Маман, не будем мелочиться, – сказал я, продолжая прерванный разговор, и с трудом пропихнул в петлю пуговицу манжета. – Выдающиеся личности всегда отличались эксцентричностью.
– Но ты-то, – зудела мать, – мало чем проявил себя в интеллектуальном плане, однако пользуешься привилегией людей неординарных.
Занятый собой, я вяло отвечал:
– Ничего, я еще молод, успею стать знаменитостью.
«Впрочем, мать права, – подумал я, расчесывая густые черные волосы, кольцами спадавшие на плечи. – Надо подстричься. На службе затюкали – подстригись да постригись, говорят, похож на пуделя с этикетки собачьих консервов. К тому же, начиная с завтрашнего дня, придется поработать на новом месте, с новыми людьми встречаться. Несолидно как-то… Доверия не будет. Да и признаться, надоело мне возиться с прической: когда становится жарко или когда собираюсь принять душ, приходится стягивать сзади волосы резинкой.
