«Русская земля принадлежит русским, одним русским, и есть земля Русская… Хозяин земли Русской – есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус – это все одно)».
Автор этих слов – не главарь общества «Память» или РНЕ, не погромщик и не скинхед, не участник белоэмигрантского движения русских фашистов, не эпатажный В. Жириновский. Автор этих слов – Федор Михайлович Достоевский, которого одни (Д. Рогозин) называют «учителем нации» и к которому другие (А. Чубайс) испытывают «почти физическую ненависть». Писатель был человек трудной судьбы и тяжелого характера, болел игроманией и эпилепсией, но глупцом не был точно.
Вспомним другое мнение: «Тот, кто говорит: «Россия – для русских», – знаете, трудно удержаться, чтобы не давать характеристики этим людям, – это либо непорядочные люди, которые не понимают, что говорят, и тогда они просто придурки, либо провокаторы, потому что Россия – многонациональная страна». Не будем загадывать загадки – высказывание принадлежит президенту В. Путину.
Кому-то захочется ткнуть Путину Достоевским, кому-то, наоборот, – ткнуть Достоевскому Путиным, но то и другое не имеет смысла. Их слова сказаны не только в разных эпохах, но и в разных странах – в разных Россиях. Одной из них и во сне не могло привидеться, что на месте Терской области возникнут Чеченская и Ингушская Республики, а на месте Казанской и Уфимской губерний – Татарстан и Башкортостан. Другая (современная) Россия не может помыслить обратное. Хотя бы потому, что «рыбка плывет – назад не отдает». Мы с детского сада знаем: дареное не забирают. Нельзя вручить народности национальный суверенитет, а затем отнять его. Первое едва ли воспримут как щедрость, но второе всегда расценят как посягательство.
Итак, есть два государства. Рубеж между ними проходит не по территории, а во времени. Одно из них – русская Россия – существует лишь в памяти и в чьих-то мечтаниях. Другое – многонациональная Россия – является нашим настоящим и, по-видимому, нашим будущим.
Граница двух Россий проведена четко и основательно. Имя ей – 1917 год.
Ни об одной другой личности нашей истории не спорят так много и ожесточенно. Как будто он не личность истории, а участник ближайших президентских выборов.
Спорят о Горбачеве и о Ельцине, но они «перестраивали» или «разрушали» сделанное Сталиным. Спорят о Николае II и о Ленине, но опять же, как правило, оценивают их в свете последующей – сталинской – эпохи. Спорят о Петре Великом и об Иване Грозном, но эти темы не обнаруживают общественного раскола.
Сегодня трудно себе представить, что Россия в массе своей когда-нибудь придет к согласию по поводу Сталина. Власть заметно смягчилась в отношении к нему: «десятые» годы ознаменовались новыми бюстами генсека, которые устанавливаются по инициативе КПРФ с позволения государства (если, конечно, у системной оппозиции бывают свои, независимые от государства, инициативы). Постсоветский памятник Сталину в полный рост пока только один – на частной территории, в поселке Республики Марий Эл.
«Чем особенно так отличается Кромвель от Сталина, можете мне сказать? – ответил в 2013 году В. Путин на вопрос о чьих-то предложениях установить памятник. – Да ничем. С точки зрения либерального спектра нашего политического истеблишмента, он [Кромвель] такой же кровавый диктатор. И очень коварный был мужик, надо сказать. В истории Великобритании сыграл такую, неоднозначную роль. Ему памятник стоит – никто его не сносит. Дело ведь не вот в этих символах, дело в том, что мы должны с уважением относиться к каждому периоду своей истории… Но, правда, Кромвель когда там жил, а у нас это все очень остро, поэтому… надо относиться бережно к каждому периоду нашей истории, но лучше, конечно, не будоражить и не взрывать наш мозг какими-то преждевременными действиями, которые бы раскалывали общество». Преждевременными? Это не оговорка? По прошествии времени государство само установит Сталина? Когда? Как скоро пройдет «острота»? Через четыреста лет (Кромвель правил четыре века назад) или еще при нынешнем президенте?
Были и другие высказывания первого лица о Сталине. «Невозможно ставить на одну доску нацизм и сталинизм… При всем уродстве сталинского режима, при всех репрессиях, при всех ссылках целых народов все-таки цели уничтожения никогда сталинский режим перед собой не ставил», – заявил Путин в 2015 году. А в 2009-м он высказался о сталинизме весьма развернуто: «Нельзя, на мой взгляд, давать оценки в целом. Очевидно, что с 1924-го по 1953 год страна – а страной руководил тогда Сталин – изменилась коренным образом. Она из аграрной превратилась в индустриальную. Правда, крестьянства не осталось. Мы все прекрасно помним проблемы, особенно в завершающий период, с сельским хозяйством, очереди за продуктами питания и так далее. На село это не имело никакого позитивного влияния – все, что происходило в этой сфере. Но индустриализация действительно состоялась. Мы выиграли Великую Отечественную войну. И кто бы и что бы ни говорил, победа была достигнута. Даже если мы будем возвращаться к потерям – знаете, никто не может сейчас бросить камень в тех, кто организовывал и стоял во главе этой победы, потому что, если бы мы проиграли эту войну, последствия для нашей страны были бы гораздо более катастрофическими, даже трудно себе представить. Но весь тот позитив, который, безусловно, был, тем не менее достигнут был неприемлемой ценой. Репрессии тем не менее имели место быть – это факт. От них пострадали миллионы наших сограждан… В этот период мы столкнулись не просто с культом личности, а с массовыми преступлениями против собственного народа».
«Но», «правда», «тем не менее»… Замкнутая диалектическая цепочка, в которой каждое звено служит контраргументом предыдущему. «Нельзя давать оценки в целом». Путин точнейшим образом отразил общественную дискуссию о Сталине – нет общего вывода, нет консенсуса.
И несмотря на это, в первый же год своего президентства Путин вернул гимн, утвержденный Сталиным и воспевший его в редакции 1943 года («Нас вырастил Сталин, на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил»). В обоснование приводились соцопросы, в ходе которых за советскую музыку было получено более всего голосов. Журналист А. Минкин тогда справедливо заметил, что если бы вопрос ставился иначе – не «за какой вы гимн?», а «против какого вы гимна?» – то на основании такого соцопроса утвердить советский гимн не удалось бы, поскольку и в этом случае он набрал бы больше всего голосов, на сей раз отрицательных. Не было ли это решение президента, говоря его же словами, тем самым «действием, раскалывающим общество»? Разделяй и властвуй? Или, напротив, это попытка помирить население в добровольно-принудительном порядке? У противников советской власти есть триколор и герб, похожий на дореволюционный, – так пусть ее сторонникам принадлежит гимн. Учитесь, дескать, сосуществовать, терпеть друг друга.