Январь (просинец), 989 год. Рим
Джованни ди Галлина Альба, он же Папа Римский Иоанн XV, викарий Христа и хранитель ключей Собора святого Петра, пребывал не в самом спокойном состоянии души. Удивительного в этом ничего не было – обстоятельства складывались не самым лучшим образом. Нет, он не собирался гневить Бога напрасными жалобами, понимая, что многие из его планов увенчались успехом, другие были на пути к исполнению. И все ж хотелось большего! Только вот на дороге к этому «большему» порой становились люди, опрокинуть которых было сложно даже ему, наместнику Бога на Земле.
Если на пути возникают преграды, то надо либо искать обходные пути, либо сокрушать их. Самому или чужими руками – это не столь и важно. Вот потому он и вызвал из Франции одного из надежнейших своих помощников и сподвижников – аббата Майоля Клюнийского. Именно с ним можно было говорить самым серьезным образом, не опасаясь, что слова будут истолкованы превратно или же ими воспользуются в различных интригах, не сулящих ему власти. Особенно Иоанн XV опасался клевретов своего давнего врага – тоже Иоанна, но из рода Кресцентиев. Он давно и упорно пытался протолкнуть на Святой Престол своего ставленника, сбросив теперешнего викария Христа. Будучи реальным правителем Рима, опираясь на поддержку большей части древних италийских родов, он мог на это рассчитывать. Сам же Иоанн XV опирался на благосклонность германских князей, а еще на бенедиктинцев. И эта поддержка пока что перевешивала. Только слово «пока» не то что не устраивало, но внушало серьезные опасения, заставляло искать пути выхода из пугающей ситуации.
Сейчас Джованни ди Галлина Альба внимательно смотрел на своего вернейшего союзника, творившего очередную молитву перед распятием тончайшей работы венецианских мастеров. Удивительно было, что они, два столь разных человека, оказались связаны одной цепью. Майоль Клюнийский был всем известным аскетом, истово верующим и ставящим во главу своей жизни служение единственно истинному Богу. Тому веское доказательство – активно проводимая им реформа жизни духовного сословия, направленная против падения нравов монашества и простого духовенства. Именно ее окончательное претворение в жизнь было вершиной мечтаний Майоля.
Неудивительно, что многие поражались, почему Иоанн XV, буквально утонувший в обвинениях относительно подкупа, назначения людей родственной крови на важные должности и прочих схожих грехов, всецело поддерживал реформаторские порывы аббата Клюнийского. А суть была проста и понятна. Джованни ди Галлина Альбе было мало дела до нравственности большей части духовенства, лишь бы эта самая нравственность не касалась его и его ближних людей. А вот добавить к повышению нравственности монахов еще и увеличение независимости тех же монастырей от власти светских сеньоров… Ведь монастырь – это не просто здание или несколько оных, но еще и обширные земли, крестьяне, ремесленники, к ним приписанные. То есть не только деньги, но еще и власть! Власть духовная, на вершине которой стоял именно он, понтифик. Много власти, если суметь ей правильно распорядиться.
Потому аббат Клюнийский и был выведен из-под власти любых епископов, подчиняясь исключительно ему, Папе Римскому. Рука понтифика, посредством которой он закладывал первые камни в величественное здание владычества Святого Престола не только над духовными, но и над светскими властелинами. Нынешней власти Иоанну никак не хватало. Он был уверен, что не Папа должен прислушиваться к императору, а тот – к нему. И не просто прислушиваться, а покорно внимать даже легким намекам с высоты Святого Престола.
Отсюда и крепость связи этих двух очень разных людей. Общие цели, пусть видимые с разных позиций, объединили их крепче стали кандалов и кровных уз. Потому и безграничное доверие, и вот такие редкие, но важные встречи. Те самые, на которых обговариваются лишь самые важные дела, что не рекомендуется переносить на бумагу или пергамент. А дел этих сейчас хватало.
– Заканчивай молитвы, Майоль. – Улыбка на лице понтифика была похожа на разошедшуюся рану от кривого клинка. Иоанн это знал, потому старался не улыбаться при посторонних, не желая портить тщательно создаваемый благообразный облик. – Разговор с Отцом нашим небесным редко идет в обе стороны… А вот от меня ты всегда получаешь ответы.
– Да простит вас Господь в бесконечном милосердии своем…
– Кого же ему еще прощать в сим суетном мире, как не наместника своего, – вновь ухмыльнулся понтифик. – Если решишься чуть ослабить цепи своего аскетизма, все эти вина и редкие блюда ждут. Особенно порадует вон та бутыль вина. Бургундское, выдержанное, урожая года… не вспомню уж и какого. Да мне и помнить не требуется.
Закончивший наконец молитву, аббат Клюнийский поднялся с колен, в последний раз перед этим перекрестившись, после чего направился к ожидающему его креслу. Оно, кстати, не вызывало у него, поборника строгости и умерщвления плоти, никаких восторгов. Слишком богато украшенное. Чересчур удобное. Впрочем, роскошь была везде, она окружала Иоанна XV. Хотя он так и остался Джованни ди Галлина Альба, могущественным италийским вельможей, облачившись в одеяния Папы Римского не ради Бога, но ради земной власти. Но Майоль был готов терпеть это, уверившись, что и через такого грешника Бог претворяет в жизнь замыслы об усилении могущества церкви. Знал он и то, что случись непоправимое, умри Иоанн или будь он свергнут, пришедший ему на смену уже не будет столь благосклонен к продолжающейся клюнийской реформе.
Как Иисус нес свой крест на Голгофу, так и ему, смиренному аббату Клюнийскому, надлежит нести свой – вот этого… Джованни ди Галлина Альба, орудие Божественной воли. Вот и сейчас: сесть в кресло, ласково улыбаться… и вершить дела, угодные Богу.
