Будильник звякнул и тут же умолк, выключенный накрывшей его сверху рукой Вадима. Через пару секунд из соседней комнаты послышалось шевеление, а затем удаляющееся шлепанье тапочек. Регина приоткрыла глаза, увидела мутную пелену слабо пробивающегося февральского утра и перевернулась на другой бок. Можно было спать еще целый час – муж уходил на работу раньше ее, и это утреннее время было в ее распоряжении.
Дверь приоткрылась, в спальню заглянул супруг. Регина сделала вид, что спит. Вот чего он сюда просовывается каждое утро? Проверяет, что ли? Сейчас уйдет, а дверь снова забудет закрыть!
Так и вышло: сквозь оставшуюся открытой дверь доносился шум льющейся воды из ванной – Вадим принимал душ. Он делал это каждое утро и каждый вечер, и Регину это жутко раздражало. Впрочем, ее вообще все раздражало в муже, и в первую очередь то, что это ее муж. Так что любые действия Вадима были обречены на непонимание и неприятие.
Сегодня он, к примеру, снова не закрыл дверь в спальню жены, и сон Регины был потревожен явственно доносившимися через нее звуками. Она никак не могла снова заснуть и злилась из-за этого на Вадима.
Щелкнула ручка двери ванной комнаты, и Регина увидела, как муж выходит из нее, обернутый полотенцем. Сейчас он отправится на кухню, станет готовить завтрак и обязательно будет шуметь. Он шумел каждое утро, кроме, наверное, субботы и воскресенья, своих выходных. Впрочем, как себя вел Вадим в выходные, Регина не знала, поскольку с пятницы вечера уезжала за город – там был семейный дом, а Вадима оставляла вместе с сыном, аргументируя это тем, что ребенку нужно полноценно проводить время с вечно занятым на работе отцом хотя бы два раза в неделю.
То, что с матерью при этом он полноценно не проводит время вовсе, ее совершенно не беспокоило – она выполняла свои материнские функции «на отлично»: ребенок был определен в престижную гимназию с пансионом. Правда, на пятидневное нахождение сына в стенах гимназии Регина все же не согласилась, но ежедневно до пяти вечера он был там. Кроме того, к мальчику была приставлена няня, которая забирала его из гимназии – в двух остановках от дома, можно и пешком пройтись, к тому же для здоровья полезно, – приводила домой, кормила ужином и отводила в бассейн, откуда его после работы забирал Вадим и привозил домой в восемь вечера. Регина, возвращаясь в шесть, имела собственное пространство и время в виде этих двух часов, которые принадлежали только ей.
Затем следовал дежурный материнский поцелуй со столь же дежурным вопросом «как дела?» и неизменное «нормально!», после чего сын отправлялся в свою комнату и садился за компьютер, а Регина с чувством выполненного долга ложилась на диван в своей спальне. Так длилось до выходных, в которые обязанность общения с сыном возлагалась на Вадима.
Сын Егорка, семилетний шустрый пацан, с отцом оставался охотно и за город с матерью не просился. Ему вообще, как казалось Регине, было с ней не слишком интересно. Впрочем, она не страдала от разлуки с сыном и в выходные. К бабушке Егор тоже не выражал желания поехать: он достаточно общался с ней в течение недели, в те дни, когда бассейна не было, няня на такси отвозила его к матери Регины.
Иногда по выходным забирал внука дед, отец Регины. Он имел довольно неплохой чин в Департаменте городского имущества Москвы, то есть был человеком занятым, но единственного внука обожал и его пребыванию у них дома был только рад. Словом, все были довольны. Не столь явно это довольство выражалось у Вадима, но его мнения спрашивать в семье Берестовых не привыкли.
Из прихожей донеслось монотонное жужжание. Регина знала: это Вадим бреется, пока варится кофе. Он всегда брился электробритвой, и это тоже ее бесило. Каждое утро, слушая этот мерное жужжание, она ощущала себя в стоматологическом кресле и морщилась, словно от реальной боли.
Сцепив зубы, Регина сдержалась, не стала подниматься. Все равно бесполезно, Вадим небритым на службу не поедет. Эти его педантичность, скрупулезность, аккуратность – качества, изначально считающиеся положительными, – навязли у Регины в зубах, словно переваренная каша. Она мучительно считала минуты, когда муж уберется и наступит долгожданная тишина.
Наконец звук стих – Вадим выдернул провод и вернулся в кухню. Но тише не стало: раздался металлический звон, а затем грохот и звук разбитого стекла. Этого Регина уже стерпеть не смогла. Резко вскочив, она направилась в кухню прямо босиком.
Вадим в растерянности стоял посреди кухни, у стола валялась разбитая сахарница.
– У тебя что, руки кривые? – процедила Регина, с ненавистью глядя на мужа.
– Прости, случайно из рук выскользнула, – оправдываясь, произнес Вадим и, взявшись за веник, принялся сметать просыпавшийся сахар.
Регина следила за действиями мужа с крайним неодобрением на лице. Не выдержав, выхватила веник у него из рук:
– Что ты им возишь! Размажешь только, полы будут липкие!
– Но надо же убрать, – заметил Вадим.
– Сама уберу! – Она пошла в ванную за шваброй, вернувшись, принялась возить ею по полу.
Вадим, пожав плечами, налил себе кофе и стал торопливо пить, поглядывая на часы. Он уже опаздывал. Но Регине с утра все было не так.
– Что ты стоишь на дороге! – подтолкнула она его локтем.
Вадим отошел в сторону, но Регина тут же пригвоздила его резким окриком:
– Куда! Растопчешь по всей кухне!
Поставив недопитую чашку на стол, Вадим снял тапочки и вышел из кухни в прихожую, обувая ботинки. Регина не могла допустить, чтобы он так легко отделался. Отшвырнув швабру, она вышла вслед за ним и, скрестив руки на груди, наблюдала, как муж зашнуровывает ботинки. Вадим молчал, и это выводило Регину из себя. Собственно, этим можно было бы и исчерпать инцидент, не стоивший выеденного яйца, но ее уже несло. Она не могла смотреть, как муж, грубо нарушивший покой в ее доме – квартиру, в которой они жили, Регина считала исключительно своей, – сейчас преспокойно обуется и уйдет, оставив ее одну наедине с загаженной кухней, разбитой сахарницей и испорченным настроением.
Все это было не страшно: через час придет домработница, соберет осколки, тщательно вымоет пол и купит новую сахарницу, а то и целый сервиз, но мысль о том, что муж легко отделывается, что все ему как с гуся вода, не давала Регине рассуждать здраво. Рядом с мужем она вообще была лишена этой способности, действовала исключительно на эмоциях и исключительно негативных.
– И что, ты вот так и оставишь меня одну разгребать свинарник, который сам устроил? – повысила она голос.
– Ты сама сказала, что я делаю не так, – не поднимая головы, ответил Вадим, завязывая шнурок.
