Зоя Семеновна наблюдала по-обычному хмурый пейзаж, ничем не отличающийся от вчерашнего. Локтями упершись в подоконник, руки подпирали голову. Несмотря на то, что за окном июнь, погода была мерзкая. Ее взгляду ежедневно являлись одни и те же обшарпанные пятиэтажки, стоящие напротив. Местами обвалившаяся штукатурка обнажала бетонный фасад. По улицам шныряли озабоченные людишки, а на детской площадке, по ее мнению, играли невоспитанные дети. Зато в квартире было сухо, достаточно светло и по-настоящему уютно.
– Куда ты поперся? Идиот! Дождь сегодня обещали синоптики! Хоть бы зонт взял. Ой, боженьки, понарожали…
Сварливо причитая, она постоянно была всем недовольна.
В свои 74 года старуха была несдержанна в высказываниях и крайне раздражительна.
Личных достижений за всю ее жизнь было маловато. Вырастила дочь Ирину. Но были и положительные моменты. К шестидесяти годам Зоя Семеновна потеряла мужа. Он спился – та еще козлина.
В этой квартире она проживает уже достаточно долго. Настолько, что позабыла, когда переехала. Но точно больше двадцати лет.
С тех пор, как дочь вылетела из родительского гнезда, с бабулей постоянно в квартире уже никто не жил. – Пойду чаю налью. Ой, ноги ломит. Дождь наверно сегодня пойдет, не соврали синоптики! – шаркающим шагом отправилась к плите бабушка.
Раздался звонок в дверь.
– Кто там? – вопросительно крикнула Зоя Семеновна в направлении входной двери.
– Это сосед ваш, Никита.
– Не знаю такого, че опять втюхать мне решил? – недоверчиво произнесла она.
– Убирайся, пока я полицию не вызвала!
– Баба Зоя, это я, Никита Вагин, мама попросила у вас поинтересоваться, нужно ли вам чего? Я в магазин пошёл, могу и вам купить продукты. Вам нужно что-нибудь?
– Погоди! Как говоришь тебя зовут? – переспросила она, открывая замок.
– Никита!
На лестничной площадке стоял человеческий детеныш лет десяти. Белокурый, с удивленными глазами. Он демонстративно отличался от сверстников выпячивающимся носом, несимметричным, бугристым как картошка. Легко по- летнему одетый мальчишка в шортах, футболке и кроссовках на босую ногу, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Ты че мнешься, в туалет забыл сходить? – усмехнулась старушка.
– Нет! То есть да! Но я потом схожу, когда вернусь. Я быстро: одна нога тут, другая там.
– Ну смотри, как бы твоя нога, которая там, не промокла. Говорят, сегодня дождь собирается! – пошутила Зоя Семеновна.
– Погоди немного, я тебе денежку дам.
Бабуля захлопнула дверь и, не торопясь, полезла в сумку.
– Вот же приставучий парнишка и че дома не сидится. Наверно, за конфетами побежал. Эх, молодежь, лишь бы сладкого натрескаться. И куда только родители смотрят, – ворчливо рассуждала она.
Медленно, никуда не торопясь, она достала из кошелька сто рублей, закрыла его на замочек и положила обратно в сумку.
– Смотри, не потеряй! У бабушки это последние деньги до пенсии, – открывая дверь, произнесла она. – Ты где?
На площадке никого не было. Свежий утренний холод уже второй раз за день вновь пробрался сквозь дверной проем и прохладой остудил больные бабушкины ноги. Старушка опять занервничала.
– Вот пустозвон!
В первом подъезде многоквартирной пятиэтажки проживало пятнадцать семей. В основном рабочий класс с повседневными заурядными проблемами. Немного пенсионеров. И конечно же семейка алкашей, как же без вишенки на торте.
Дальновидность Советского Союза не предполагала достижение пенсионного возраста. Люди, строившие незыблемый коммунизм, не должны были стареть. Наличие лифтов также не предусматривалось.
Каждый раз спускаясь мимо тринадцатой квартиры бабушкин нос испытывал насилие паров спиртосодержащих эфиров в общественном воздухе.
– Пойду сама тогда в магазин, – баба Зоя, закрыв дверь снаружи, не торопясь, держась за поручень, начала спускаться вниз.
– Опять орут. Выродки! Тьфу на вас! – продвигаясь медленно возле квартиры с пробитой топором дверью, бурчала старушенция.
– Когда же вы себя поубиваете, мрази! – недоброжелательно заявила она.
Снисхождение старухи было исчерпано еще пятнадцать лет назад. Тогда еще живой, приползающий на коленях из тринадцатой квартиры муж, вел себя невоспитанно и развязно. Дружеские посиделки всегда заканчивались одинаково. Они напивались, дебоширили и доставали своим поведением весь подъезд.
– Хорошо, что моего уже нет. Сдох подлюка. Так ему и надо, – еще больше озлобилась старушка от нахлынувших воспоминаний.
– Баба Зоя, здравствуй! Здравствуйте, – поздоровались, поднимающиеся по лестнице на встречу, семилетняя Настенька и ее мама из 10 квартиры.
– Хорошо вам! Вы то не видите этих уродов каждый день, – улыбаясь им в ответ, подумала она, спускаясь с пятого этажа.
– Еще бы дочь твоя потише бегала по квартире, а то шуму от вас как в цирке, – провожая глазами улыбчивую девочку, проговаривала про себя Зоя Семеновна.
– Что за день открытых дверей? Не успеешь выйти из квартиры они все тут как тут! Не дают бабке спокойно в магазин сходить! – уже в голос пробубнила она.
Масляная краска в подъезде была старательно, но далеко не талантливо исписана тупыми подростками. Так считали все жители данного подъезда, не исключая спускающуюся пенсионерку.
– Ой, – вздохнула бабушка.
– Мне же потом еще раз придется это терпеть. Когда обратно домой пойду. Когда же все это закончится? Боженька, забери меня уже к себе! – обреченно закончив свою мысль, она вышла на улицу.
– Ну, что? Прошлась по соседям? Все косточки им перемыла? – накинулась с расспросами, постоянно обитающая на скамейке, баба Люда.
– Куда ты, старая, собралась? Попросила бы дочь. Пусть она тебя обслуживает. Ты же немощная. Посмотри, ноги еле волочишь. Сиди дома. Мой тебе совет…
– Да замолчи ты, неугомонная! Трындишь как радио. Не хочу тебя слушать. Угомонись! – пресекла она нападки заносчивой Людмилы.
– Ну и денек! Хорошо, что Толя мне еще не попался. Надо же было такое имя придумать.
Бабушка вздохнула полной грудью и поковыляла в сторону продуктового магазина.
Глава 3. Катись колбаской
Зоя Семеновна вела одинокий образ жизни. Она думала, что Ирина давно позабыла о ней. Единственная дочь, выскочив замуж в девятнадцать лет, уехала со своим женихом в другой город. Оставив мать.
Старушка вспоминала о дочери лишь изредка. Обидные моменты четко отпечатались в ее памяти.
Ирина по молодости еще звонила матери с вопросами: долго ли ей осталось жить и не передумала ли она насчет завещания. Тогда отношения катились по наклонной, лишь изредка пробуждая в сознании Зои Семеновны надежду на возвращение доверительных отношений.
Подружки уехали доживать к своим детям, муж и остальные коллеги по старости покинули этот мир навсегда. Старуха жила одна на нищенскую пенсию, скупая по скидке просроченные продукты.
